Тропой памяти
Шрифт:
Но перед тем, как закончиться, война входила в самую активную свою фазу, и это происходило именно сейчас. Больше не имело смысла ночью форсировать Андуин, тайком травить гарнизоны крепостей: все предыдущее было только подготовкой к сегодняшнему. Вот он и наступил, тот самый час. Уллах-Тхар’ ай, заложив над Осгилиатом пару виражей, визгом быстро выгнали из крепости последних перепуганных защитников, и те побежали прочь, мешаясь на дороге, что вела в сторону столицы, с ручейком первых беженцев. Жители деревень и хуторов окликали беженцев, расспрашивали, предлагали оборванным, запыленным в дороге людям помощь, воду и кров, делились пищей, заглядывали в глаза и отшатывались, видя там одну лишь тоску и безнадежность. Было много раненых, иные не могли передвигаться самостоятельно — их несли на плащах. Беженцы благодарили за отдых и уходили дальше, к белокаменным стенам Минас Тирита, а селяне смотрели
Вид тарков, в беспорядке бегущих из Осгилиата, будоражил воображение сотника Тхаруга. Ах, до чего же хотелось сейчас щелкнуть хлыстом, скомандовать «агай!» и бросить сотню в погоню за обделавшимися с перепугу сухн’ ай, чтоб прямо со спины порубать их й’тангами в крошево. Но непосредственный командир Тхаруга, дзаннарт-арк-кхан Шакхур, который должен был возглавить штурм и не желал без нужды изматывать войска бессмысленной беготней, первым же замечанием пригрозил ретивому подчиненному Музгарскими рудниками. И угроза эта неизменно сработала! Двигаясь скорым шагом позади своей сотни, дзаннарт-кхан Тхаруг проклинал того, кто разболтал о его самом большом страхе тысячнику, и, не жалея таингура, утешался дотошным исполнением приказа выжечь все на ширину лиги в обе стороны от дороги.
Ближе к городским воротам Минас Тирита ручеек беженцев превратился в настоящий поток. Для людей, которым на пятки наступала жестокая и неизбежная смерть, город и вправду оправдывал свое название Крепости Последней Надежды. Поначалу городская стража обрадовалась было: какое-никакое подкрепление идет. Однако, глядя на белесые от отчаяния и смертной тоски лица, засомневались: а можно ли этаких вообще на стены ставить? А если нет, то какой смысл пускать их в город вообще? С дозорных башен в свете умирающего дня уже виднелись блики на стали орочьих доспехов, и стелились в полнеба с северо-востока хвосты удушливого чадного дыма. Мордорские полчища приближались, и дежурные из городской стражи, понимая, что орки окажутся под стенами раньше, нежели за ними успеет укрыться медлительная процессия повозок с тяжелоранеными воинами и причитающими старухами, попросту закрыли ворота. Путь к спасению для четырех сотен беженцев в одночасье оказался отрезан, и те, не до конца еще веря в предательство, отчаянно молотили кулаками в крепкие створки, умоляя впустить их, не оставлять на растерзание оркам. Но Крепость Последней Надежды оставалась безмолвна.
Не встречая на своем пути преград, орки подошли под стены Минас Тирита. Первыми к делу приступили бойцы саперной сотни Харуфа, вооруженные по большей части своими острыми квадратными лопатками. Дальняя линия оборонительных рвов была готова уже через два часа, а за ней уже в кромешной тьме ставили палатки и разводили, не таясь, огонь — от кого прикажете скрываться под стенами штурмуемого города? С дровами на равнине перед Минас Тиритом было худо, пришлось всю ночь бегать за дровами в ближайший лесок. Постепенно, к рытью рвов присоединился еще народ, работа пошла веселее. Между двумя линиями глубоких ям тролли с натужным пыхтением проволокли и сгрузили наземь детали будущих осадных машин, вокруг них сразу же засуетились расчеты катапульт. Часть специально обученных троллей осталась помогать при сборке орудий, а остальные продолжили разгружать обозы с боеприпасами и продовольствием. Под присмотром иртха, конечно: при всей своей понятливости эти гиганты были чуть умнее собаки или коня, и при случае начали бы поедать припасы, не успев донести их до кухни.
Наконец, первые три десятка бурз-та’ин хатур были готовы. Темными громадами они возвышались теперь по ту сторону рва, словно бы вскинув в воинском приветствии руки своих огромных ковшей. Возле каждой катапульты замерли в ожидании команды расчеты — по четыре иртха в каждом. В коротких плащах, с храгами вместо й’тангов, они своей беззащитностью являли разительный контраст с мощью их машин. Едва постройка завершилась, ближний ров залили таингуром и подожгли. Неяркое чадное пламя земляной крови бросало отблески на полированное дерево и металлические детали механизмов, на огромные шестерни, служащие для поворота орудий на платформе. Дзаннарт-арк кхан Шакхур осмотрел готовность и остался доволен.
— Вот, Тхаруг, погляди на артиллеристов и возьми в пример! — выговаривал он, стоя у палатки, пехотному
Тхаруг нервно теребил на поясе свернутый в кольцо хлыст.
— Кстати, насчет беженцев, дун-дзаннарт-арк-кхан! — недовольно рыкнул Тхаруг, кивая на толпу людей возле городских ворот. — Что прикажете с ними делать?
Шакхур дернул углом рта и задумчиво облизнул клык.
— Я вообще-то хотел дождаться, пока им откроют, и вместе с ними запустить в город пару дюжин штурмовиков, чтоб облегчить занятие первого яруса. Но похоже, тарки своих пускать не собираются вообще.
— Тогда что — в расход их всех? — с надеждой спросил Тхаруг, следя за выражением лица командира. — Зря мы их, что ли, всю дорогу гнали как крыс?
Шакхур помолчал немного, прищурил один глаз, он явно что-то просчитывал.
— Да, действительно, давай в расход, чтоб под ногами не путались. Только поживее, не увлекайся там! И головы ихние отдельно сложи, пригодятся…
— Йах! — кивнул Тхаруг и почти бегом бросился между огненных рвов к воротам. Полутысячник проводил его взглядом и усмехнулся в стальной воротник.
К рассвету прибыли еще войска: шесть сотен гоннарт’ай хун и две сотни умбарских бердышников. Панцирная пехота Унсухуштана на поле боя появилась необычайно эффектно: закованные в стальной доспех здоровяки, средь которых особенно выделялся иртха с серой физиономией, словно несли на себе с востока рассветное солнце. Линия установки бурз-та’ин-хатур, выгнувшись по равнине, приобрела вид кольца. Продравших глаза горожан это зрелище настолько, по всей видимости, впечатлило, что со стен раздались выстрелы катапульт по метательным машинам осаждающих. Но расстояние до цели оказалось вдвое превышающим дальность полета камней из орудий тарков, так что унсухуштанские артиллеристы веселились вовсю, наблюдая как очередной булыжник, не нанеся никому ни малейшего урона, падает на землю, вздымая тучи пыли. Какой-то балагур, при помощи тролля взобрался на коромысло катапульты и оттуда в выразительны комментариях на Всеобщем языке корректировал огонь защитников города и, сетуя на мелкий размер камней, предлагал им разобрать на снаряды кладку крепостной стены. Его товарищи выражали одобрение хохотом и криками до тех пор, пока дун-дзаннарт-кхан Шакхур не распорядился собрать выпущеннные тарками камни и оттащить их поближе к собственным орудиям. Превратившиеся из зрителей в носильщиков, артиллеристы заметно поумерили громкость выкриков. Тем более, что стена Минас Тирита казалась монолитом, частью скалы.
Первый залп по городу был дан керамическими снарядами, начиненными таингуром. Жидкий огонь охватил катапульты на стенах и разлился по улицам города-крепости. Тарки бросились тушить пожары, и вот тогда дун-дзаннарт-арк-кхан Шакхур, завидев на горизонте приближающиеся черные точки, отдал приказ стрелять по суетящимся защитникам вчерашней добычей Тхаруговой сотни — отрезанными головами и кусками туловищ тех бедняг, перед носом которых столица закрыла ворота. Шакхур велел собрать все останки, даже те, что по размеру скорее годились для харадского пилава, нежели в качестве снарядов для бурз-та’ин-хатур. «Во-первых, вони будет меньше» — рассудил он, — «а во-вторых, интересно проследить, как тарки встретят таких назойливых гостей, что лезут в город даже по частям!». Мелкие обрубки для придания цельности «снаряду» приспособились обматывать проволокой либо нанизывать на прутья. По команде строй катапульт дружно обрушил эти страшные снаряды на улицы Минас Тирита. Возгласы ужаса и отчаяния защитников были слышны со стен даже на линии орудий. Идея полутысячника сработала: скорбные гостинцы недолго отвлекли тарков от борьбы с огнем, и городские амбары с хлебом равномерно превращались в уголь, разворачивая в весеннее небо жирные черные хвосты дыма. Точки на горизонте приблизились, теперь в них уже отчетливо можно было различить трех огромных птицеящеров.
Дун-дзаннарт-арк-кхан Шакхур прищурился под нарт-харумой и довольно оскалил клыки: в дело вступали Уллах-Тхар’ай!
Глава 34
— Дун-дзаннарт-арк-кхан…
Комендант Дол-Гулдурской крепости услышал пробившийся к нему голос настолько издалека, словно бы проникал тот не через клубы сизого дыма мха му, а через обернутое вокруг головы толстое стеганое одеяло. С трудом сфокусировав взгляд, Багнур воззрился на сотника Чакдуша, сидящего подле него на пятках и протягивающего ему кружку. Ощущая сухость во рту, первое лицо Дол-Гулдура потянулся к живительной влаге. Ему было очень скверно.