Тропою архаров
Шрифт:
У хаты стоял человек в белой рубахе, размахивал руками и, очевидно, что-то громко кричал. Но что он кричал – разобрать было немыслимо, так как шум реки, каскадами бившейся рядом с тропой, заглушал его голос.
Увидав, что наш караван, не сворачивая, прошел мимо тропки, ведущей к пасеке, человек сорвался с места и опрометью кинулся прямо вниз по склону наперерез нам. На тропе он остановился, широко раскинув руки и загораживая нам путь.
Человек в белой рубахе оказался стариком великолепного роста и богатырского, телосложения, с очень сердитым лицом и такими умопомрачительными усами, которым мог бы позавидовать сам Тарас Бульба.
Эти
Увидев, что старик схватил за узду лошадь Даниила Николаевича, и услышав его сердитый крик, я мигом спрыгнул с лошади и кинулся вперед, на помощь начальнику. Но в это время к старику приближалось подкрепление в виде маленькой, но крайне бойкой старушки в чистеньком белом платочке. Прыгая, как коза, она спускалась вниз по склону.
– Да это что же такое, товарищи! – кричал старик, не выпуская узду лошади,- да как же это можно! Это почему мимо? Я сижу, я жду, у меня же квас наварен, а они мимо ворот. Нехорошо; как нехорошо, товарищ начальник! А еще, видать, почтенный научный человек!
– Ах, как нехорошо! Ах, какой срам! – вторила, запыхавшись, старушка, качая головой и разводя руками,-Ах, какая обида Сергею Сергеевичу!
– Да, позвольте, позвольте, тут какое-то недоразумение,- слезая с лошади, говорил Даниил Николаевич,- вы, наверное, кого-нибудь другого ждете. Тут просто путаница, вы, дорогой товарищ, впали в заблуждение. Давайте объяснимся.
– То есть как другого! Кто проехал, того и ждем,- опять озлобляясь, закричал старик,- ты, может, думаешь, что здесь каждый день экспедиция? Дай-то бог раз, а то два в год экспедиторов дождешься, поговоришь с людьми. А вы мимо точно не знаете, что здесь при дороге моя пасека, что здесь Сергей Сергеевич живет.
– Да почем мы могли знать, что .здесь такой грозный Сергей Сергеевич живет? – вмешался я.
– А не знали – спросить надо, молодец; да ты не суйся и помолчи тут люди постарше, без тебя разберутся! – закричал он на меня и, обращаясь к Даниилу Николаевичу, уже чуть мягче, но с прежней обидой продолжал: – Так что прошу заворачивать, не обижать людей, которые в глуши, в горах живут. Ко мне все заезжают, прошу не побрезговать, хоть вы и ученые люди. Вот сюда, назад на тропочку, на тропочку и до хаты. И ты, малый, заворачивай да помалкивай (это уж сказано мне), и ты, аксакал (это Урусбаю), и вы все, ребята.
Мы покорно завернули и, предводительствуемые старушкой, двинулись по тропинке к пасеке, в то время как Сергеи Сергеевич, пропустив всех вперед, пошел следом, замыкая шествие, точно еще боялся, чтобы кто-нибудь не сбежал.
Войдя во двор и с великой энергией помогая развьючивать наших коней и ишаков, он еще некоторое время кипятился и ругал Урусбая, которого, оказывается, знал, за то, что тот мог забыть, где надо останавливаться, и чуть не проехал мимо его пасеки.
Из дальнейших переговоров выяснилось, что сей мощный старик уже много лет командовал пасекой, принадлежащей соседнему колхозу. Жил он здесь со своей старухой и, отличаясь немыслимым гостеприимством, крайне обижался, если кто-нибудь из путников, достаточно редких на этой дороге, не заезжал к нему. Оказывается, он уже был предуведомлен кем-то проезжавшим из Нарына о том, что по этой дороге пройдет экспедиция с «главным профессором по зверям». С ним старик решил посоветоваться об оборонительных средствах против
Несмотря на свою крайнюю запальчивость, наши хозяева при дальнейшем знакомстве оказались на редкость милыми, но очень чудаковатыми людьми. Гостеприимство их было тиранического и, я бы сказал, несколько скандального характера. Сохранить хорошие отношения со стариком можно было только при беспрекословном повиновении и безусловном послушании. Стоило сказать хозяйке за трапезой, что она много накладывает на тарелку, как старик вмешивался с криком: «Не болтай! Не болтай пустое! Клади, клади, хозяйка!». Непослушание грозило такой обидой и ссорой, что мы вынуждены были покоряться. Мы и сердились и смеялись, но сопротивляться не могли.
Разговоры со стариком сводились также к его монологам. Даже с Даниилом Николаевичем разговор произошел в том же духе.
Сергей Сергеевич подошел к Даниилу Николаевичу очень вежливо. «Вот, хотел я у вас узнать, товарищ профессор…» – начал он о медведях, с которыми очень враждовал. Но как только Даниил Николаевич стал ему рассказывать о повадках медведей и средствах борьбы против их нападений на пасеку, старик махнул рукой: «Э, брат, хоть ты и профессор, да больно молод и вовсе не дело говоришь»,- и стал излагать свою точку зрения, уже не давая Даниилу Николаевичу и рта раскрыть.
Пчеловодство Сергей Сергеевич знал в совершенстве, уход за пчелами у него был налажен великолепно, меду он снимал столько, сколько не давала ни одна пасека в округе, но объяснения тех или иных поступков пчел были у него совершенно своеобразные. В частности, он уверял, что если «с пчелами сказать невежливо» или, упаси бог, «их черным словом обидеть», то обиженные пчелы «взяток не дадут» и т. д.
На этой пасеке и закончилась по существу наша экспедиция. Уже в первый день по выходе отсюда мы к обеду попали на колесный путь, а вечером следующего дня добрались до железной дороги.
Но день, который мы провели под кровом немыслимо гостеприимного пасечника, остался ярким до сих пор в моей памяти.
Собственно, сделали мы очень мало, кое-что поправили из снаряжения, кое-что разобрали, кое-каких лошадей подковали, а в основном отдыхали. Отдыхали и смотрели на яркую зелень ореховых лесов, уходящих по склонам, и на скалистые вершины хребта, откуда только что спустились и которые уже закрыло белое покрывало. Мы слушали шум реки и рассказы нашего разговорчивого хозяина, ели оладьи милейшей хозяйки.
Нам было тепло, хорошо и спокойно после законченного пути.
Кругом шумели листвой великолепные орехи, цвели огромные запоздалые мальвы. Осыпались яблоки, и туча птиц кочевала с одной поспевшей алычи на другую.
В царстве архаров
Мы все лежим на кроватях, кровати стоят вдоль стен, а вся середина комнаты завалена снаряжением.
Мы не то в шестой, не то в двадцать шестой раз обсудили все, что только можно обсудить. Мы еще раз перечитали список снаряжения с указанием веса каждой вещи и решили, что выкидывать больше ничего нельзя.