Тропою разведчиков
Шрифт:
При свете мерцавшей коптилки Кожухарь огляделся. Жили здесь бедно. Голые стены, посередине комнаты стол, возле него две табуретки. Да еще у окна в большом глиняном горшке цвела чахлая герань, которую с неожиданной нежностью потрогал своими большими руками Рындин. В углу тускло поблескивали образа.
Худой старик — наверное, отец хозяйки — неопределенно кивнул в сторону:
— Ну, как там?
— Ничего, дед.
— Да-а… А я вот тоже двух Георгиев имею… Еще за прошлую германскую, — сказал старик. Он сказал это без хвастовства,
Хозяева слышали про орудие, которое разыскивали партизаны, но где оно установлено — не знали. Выяснилось, что местным жителям вообще ничего не известно. Всюду запретные зоны, из города никого не выпускают.
Кожухарь напряженно думал. Вдруг он оживился:
— Будем брать языка!
— Ну что ж! Этого добра здесь хватает, — сказал Рындин, вставая из-за стола и дожевывая картошку.
Разведчики шли пустынными ночными улицами, подстерегали за углами, караулили на перекрестках. Все было напрасно. Кроме парных патрулей, на улицах никого не было. А время шло. Скоро рассвет.
Где-то опять послышался мерный стук движка, и разведчики повернули в ту сторону.
В конце переулка, во дворе, отгороженном невысоким забором, раскачивалась подвешенная на шесте электрическая лампочка. При ее свете разведчики увидели несколько мотоциклов и фургон-прицеп, в котором работал движок. В стороне стоял автомобиль с кузовом-вагончиком. От прицепа к автомобилю шел толстый кабель.
— Радиостанция, — шепнул Кожухарь.
Разведчики притаились около забора. Щелкнула дверь вагончика, мелькнула полоска света. Донесся обрывок немецкой речи. Дверь захлопнулась. Грузный немец не спеша уходил в глубь двора. Вдруг он повернул и быстро зашагал к забору, за которым, согнувшись, притаились разведчики. Балашов схватился за нож. Кожухарь вцепился в его руку. Рындин рывком выпрямился и ударил немца по голове. Тот молча повалился грудью на забор.
Через четверть часа разведчики были в маленьком домике.
«Языка» примостили на табуретке и привели в чувство. У пленного громко и часто стучали зубы. Ему дали воды. Кожухарь посмотрел в солдатскую книжку пленного и начал допрос.
— Капрал Франц Гассель?
— Да.
— Воинская часть?
— Пятидесятая пехотная дивизия, рота связи.
— Ваша профессия?
Пленный оживился.
— О-о, я рабочий. Бавария, завод. Понимаете? Гроссмайстер пива. Я делал экстрапиво!..
Кожухарь оборвал его:
— Ваша военная специальность?
Пленный снова залязгал зубами:
— Мотоциклист, связной.
Кожухарь достал карту:
— Покажите зенитные батареи.
Капрал провел языком по пересохшим губам и огляделся. Возле печки сидел старик и с нескрываемым любопытством смотрел на пленного. Рядом стояли Балашов и великан Рындин. Пленный судорожно икнул.
— Ну, я жду! — повелительно проговорил Кожухарь.
Капрал наклонил голову, избегая взгляда Кожухаря,
— Не могу.
— Можешь! — резко бросил Кожухарь.
Пленный вздрогнул, втянул голову в плечи и поспешно согласился:
— Да-да! Могу, битте!
Дрожащими руками он взял карандаш.
Наблюдения с вершины Курушлю пригодились. Показания капрала совпадали с данными разведчиков. Немец их не обманывал.
— Гут, — поощрительно сказал Кожухарь. — А теперь покажи, где новая железнодорожная ветка?
Довольный тем, что угодил, капрал с готовностью уставился на карту.
— Вот! — Он начал вести линию от основной магистрали и сейчас же положил карандаш. — Ее уже нет, разобрали… — растерянно проговорил он.
Кожухарь утвердительно кивнул головой:
— Правильно. — И, глядя на капрала в упор, вдруг спросил: — Где гросс-пушка?
Глаза пленного забегали. Он растерянно переспросил:
— Гросс-пушка?.. «Шварцхорст»?..
— Ну! — торопил Кожухарь.
Капрал покорно вздохнул.
— Здесь, — сказал он, ставя на карте крест.
Глава тринадцатая
Зеленый камень
— А как передали о пушке в Севастополь? — спросил Марк.
— Что с ней сталось потом? — торопил рассказчика Юра.
Балашов, улыбаясь, посмотрел на часы:
— Время у меня на исходе, ребята, но что с вами поделаешь! А с пушкой получилось так. Когда мы пришли в отряд, то узнали, что в этот день прилетал истребитель и, в ответ на партизанские условные сигналы ракетами, сбросил вымпел. В вымпеле была записка:
«В районе Голубого залива с катера высажены Кожухарь и Балашов. По времени они должны быть у вас, но рация на связь не выходит. Сообщите, что случилось. Донесение готовьте кошкой на завтра».
— «Кошкой»? Что это значит? — зашумели ребята.
— А вы не перебивайте, — нахмурился Балашов. — Сейчас все узнаете. И про кошку тоже…
На другой день на рассвете мы были на небольшой поляне.
В центре поляны партизаны поставили два высоких шеста, метрах в десяти один от другого.
На шесты сверху натянули веревку. Получилось сооружение, напоминающее букву «П». К веревке привязали обернутый материей пакет с донесением. Вскоре мы услышали рокот мотора и дали сигнал: две красные и одну зеленую ракету.
Самолет, снижаясь, стал виражить над поляной. Потом, как бы примеряясь, пролетел над шестами и пошел на следующий заход. Снова подлетев к поляне, летчик с борта самолета выпустил длинную веревку, на конце которой был привязан небольшой четырехлопастный якорь — это и была «кошка». Этим якорем летчик подцепил веревку с донесением и втянул ее в самолет.