Тропою Толтеков
Шрифт:
ГЛАВА 2. КОНСТАНТИН АЛЕКСЕЕВИЧ
Константин Алексеевич тихонько помешивал чай в стакане. Еще одно утро еще одного длинного дня. Нет, он не жаловался на судьбу. И до сих пор ему не было скучно. Несмотря на свои восемьдесят четыре, он пытался не отстать от чуть ли не галопом убегающего от него прогресса, и по-прежнему интересовался жизнью. Вернее, последние годы заставлял себя интересоваться. Через силу. И дело не в старости. Одно предательство судьбы, которого он не мог простить, произошло три года назад. Событие, после которого он, действительно, долго не мог заставить себя найти причин жить дальше.
Из
После этого в его жизни образовалась зияющая пустота, которая, он знал, уже никогда не зарастет и не заполнится каким-нибудь другим смыслом. Каждый день он с грустью вспоминал: вот сейчас мы с Наденькой пили бы чай вдвоем… а какие ватрушки она пекла… как они гуляли по парку… как растили, а потом встречали в гости детей, внуков и даже правнуков… Не помогла ему индейская богиня, сколько он ее ни просил… Кулон он все же не выбросил, хотя подумывал. Все-таки, видимо, произошло то, что было предписано судьбой, и даже боги, похоже, не всегда всесильны.
Во всем остальном ему грех было жаловаться на жизнь. Он, конечно, не был уверен, но постоянно ощущал, какую-то защиту талисмана, привезенного из Мексики. Еще тогда, когда он вернулся из экспедиции, можно было бы попасть под раздачу, в зависимости от политической конъюнктуры. Их выдернули раньше срока и сногсшибательных результатов они начальству не представили. К тому же произошло резкое осложнение обстановки – пару лет мир балансировал на грани ядерного коллапса, а на него смотрели, чуть ли ни как на завербованного агента. Но все завершилось с окончанием Карибского кризиса. Началась «разрядка» и перед ним раскрылись ошеломляющие перспективы: его практический опыт в индейских культурах сделал из него незаменимого специалиста. Благодаря «чистому прошлому» перед ним открылись двери во все страны соцлагеря и недоразвитых, но развивающихся в нужном направлении друзей, типа Индии. В общем, как любил он сам выражаться, он умудрился всю жизнь удовлетворять свое любопытство за счет государства – чего еще можно было пожелать настоящему советскому человеку?
В результате он объехал чуть не полмира (по крайней мере, ту его часть, куда его пускали). Поучаствовал во множестве конференций и на многих вместе с Надей. Когда они были вдвоем, он нагло прогуливал сессии, семинары и рабочие группы, бродя с ней по незнакомым городам. Что может сравниться с привлекательностью познания мира вместе с любимым человеком? Во всяком случае, не занудные доклады, которые он сам был мастер сочинять. Ему бы и давали за это нагоняи, но у начальства самого было рыльце в пушку на счет конференций, так что все относились к его прогулам с пониманием.
Несколько раз Надя принимала участие и в археологических экспедициях. Особенно примечательной была поездка в Индию. С профессиональной точки зрения, почти каждая археологическая партия была интересна, но в тот раз они ехали с Надей в страну, в основе которой лежала своя собственная древняя цивилизация. Он постоянно ловил себя на том, что его интересуют не столько древние раскопки, сколько живая культура, философия и мистика этой чудесной страны. Он все время сравнивал их с миром майя и космогонией толтеков. Эти две системы мировосприятия чудным образом противоречили
Да, он мог сказать себе, что жизнь удалась. У него было профессорское звание и кафедра, были прекрасные дети (уже пенсионного возраста сын и дочь), взрослые внуки и почти взрослые правнуки. У него было уважение не одного поколения студентов. Его не мучили серьезно болезни. Но сейчас он был один. И одиночество оказалось самым страшным врагом. Хорошо, что он знал как с ним бороться, да и внуки с правнуками не оставляли. А он, в свою очередь, знал, как их заманивать в гости.
Попив чаю, он еще посидел, глядя в окно на осенний унылый пейзаж. С третьего этажа была видна часть небольшого сквера с серыми деревьями, на которых еще висели остатки пожухлой листвы, и выглядывал кусочек улицы с довольно оживленным движением. Он знал до малейших деталей этот тусклый натюрморт. Сколько он так, задумчиво глядел на него, особенно первые месяцы, когда Нади не стало. Вот и сейчас он с каким-то автоматизмом отметил про себя, что жизнь течет своим чередом. Те же люди в то же время изо дня в день совершали заученные передвижения по видимому из окна пространству.
Но надо было зачем-то жить дальше. «Зачем? Может быть за тем, чтобы передать слова Пернатого змея какому-то гостю, который к нему придет?
– Константин Алексеевич усмехнулся: И все-таки, наверно, обманули его индейские боги. Хотя он еще не умер, и гость еще может и прийти». Старый профессор не спеша встал, тяжело опираясь на край стола, и стал прибирать со стола немного непослушными, подрагивающими руками. Эта неловкость в теле досадовала, но он всегда себя подбадривал мыслью, что могло быть и хуже. Ведь в его возрасте самому управляться по дому – не шутка.
Он благополучно перенес посуду в раковину и убрал булку, масло и сахарницу по своим местам, но вот с ножом вышла незадача. Он попытался ухватить все вилки-ложки сразу и, конечно же, уронил на пол нож. Он смотрел на него и понимал, что наклониться не сможет, присесть тоже. Вернее сможет, но вот потом принять вертикальное положение будет весьма непросто. «О господи! Склероз!
– сын же презентовал ему эдакую клюшку – не клюшку, что-то вроде палки-хваталки, которая хватала с полу все, когда на ручке нажимался крючок: Где же она была?» Вскоре он справился с проблемой, и нож с помощью чудо-инструмента был водружен в раковину. Вообще, главное, что ему было нужно – это не спешить. А так, не суетясь, он даже еще выходил на улицу и покупал в ближайшем магазинчике продукты, не говоря о всех остальных домашних делах. И времени на тоску много не оставалось.
Он привык всю жизнь быть на острие науки и технологий. Вот и сейчас, по мере сил, старался не отставать от компьютеризации и мог блуждать в Интернете не хуже его малолетних правнуков. Но, в отличие малолеток, он хорошо знал о современных врагах человека, которые стремятся захватить его разум и оболванить его, превратив в приставку к телевизору или компьютеру. После того, как он заметил, что не может оторваться от Тетриса, Арканойда и Принца Персии, он дал себе зарок не играть в игры, и теперь с удовлетворением посматривал на других, гробящих свою жизнь на виртуальные эрзацы действительности. После Изаур с Санта Барбарами он дал себе зарок не смотреть фильмов, в которых больше пяти серий. После особо долгих посиделок в чате он снес аську и стал пользоваться только электронной почтой или телефоном. А после перестроечно-демократических дебатов и, тем более, после «профессионально подготовленных» выборов, он завел привычку не уделять политике более десяти минут в день.