Тросовый талреп
Шрифт:
Я подошел к мужчине, стоявшему за штурвалом. Несмотря на утреннюю прохладу, этот верзила был в тенниске, когда-то белой, и в грязно-голубых рабочих брюках из грубой ткани. Я искоса разглядывал сломанный нос, курчавые рыжие волосы, которые он словно месяц не причесывал, бородку и бледно-голубые удивленные глаза.
Старое деревянное судно двигалось по крутой излучине. Впереди открылся небольшой заливчик — тихая гладь длиной примерно ярдов в четыреста, а шириной — в двести. Оборванные клочья тумана висели над водой между нами и галькой в самом устье реки. Бородатый
— Это залив Биэг, — сказал он. — Лучше бы нам спрятаться где-нибудь.
Он потянул на себя дроссель. Двигатель запыхтел и заглох — черные от мидий берега откликнулись рокочущим эхом. Впереди, по левому борту, на склоне горы зеленела рощица эвкалиптов. За деревьями виднелись крутые, в этаком викторианском стиле крыши. А у самой кромки воды, там, где зеленый дерн переходил в крупную гальку, был виден навес и гранитный причал.
Мы направились к пестро-красному жестяному бакену. Бородатый мужчина перешел на нос судна, втащил на борт причальный вымпел и надежно закрепил. Вернувшись на корму, он сказал:
— Не знаю, как вас благодарить за то, что вы спасли Гектора. — Он сделал паузу, испытующе поглядывая на меня. — А из чего сделана ваша посудина?
— Дерево. А сердцевина эпоксидная, — ответил я.
— Вам не стоило приводить свое судно на эту сторону Обана, — сказал он. — У меня-то здесь свои делишки. Вы промахнулись на огромное расстояние. — Он ткнул в карту толстым пальцем. — Двадцать одна миля по одной-единственной тропе, если двигаться сушей. А морем придется почти целый день плыть до Эрисейга. Если вам нужно именно это место. И еще чуть дальше до Маллейга. Так что мы будем рады, если вы останетесь с нами.
У него была какая-то странная манера речи, будто он не привык к обидным любезностям. Я провел достаточно много времени в своей конторе на Садовой улице, чтобы ощущать неудобство, когда совершенно незнакомый тебе человек столь откровенно говорит то, что думает.
— Мы были бы рады принять вас, — продолжал он. — Фиона и я.
Последний раз я получал какое-то приглашение от незнакомого мне человека на одном уик-энде в Сомерсете. Это была дама с бристольской фондовой биржи, которую я развел с ее муженьком, склонным к изменам. Дама прокралась ко мне в комнату в полночь. Самый старинный метод обеспечить скидку со счета. Дама очень рассердилась, когда я самым наилюбезнейшим образом объяснил ей, что предпочитаю обычный способ оплаты, поскольку мне надо помогать больной сестре.
Но на этот раз все обстояло иначе. У меня нет машины, чтобы добраться до дому, зато есть дыра в моем катере и настолько сильная головная боль, что для меня было бы облегчением не думать ни о чем самому. Поэтому я и сказал:
— Спасибо. Это мне подходит. — И протянул ему руку. Он выглядел человеком того круга, в котором ценят крепкое рукопожатие. Я представился: — Гарри Фрэзер.
Было такое ощущение, что я пожимаю руку гаечному ключу.
— Эван Бучэн, — сказал он. — Давайте-ка вместе позавтракаем.
Глава 3
Причал
Дорожка делалась все уже и превратилась в тропку, которая повела нас опять вверх через заросшую камышом лужайку к фасаду дома под высокой шиферной крышей, одной из тех, что видна из залива. Я скосил глаза на свисавшие низко скаты крыши. Ощущение было такое, будто мои глазные яблоки налиты расплавленным свинцом.
Когда я начинал свою юридическую карьеру, старый Артур Сомерс гонял меня по самым разным адресам, и я быстро понял, что о человеке можно очень многое узнать по его дому. Дом Эвана выглядел весьма странно. Слуховые оконца на левом скате крыши были перекошены и рамы в них еле-еле держались. Зато оконца на правом скате оказались в полном порядке и даже были недавно покрашены. Справа от входной двери красовалась ухоженная, без единого сорняка цветочная клумба с большим кустом фуксии и какими-то редкостными травами. А слева от двери была голая земля, где сорняки перемешались с заостренными обломками шифера.
Эван с треском распахнул дверь ногой. Я увидел просторный холл, сосновые панели, оленью голову на стене и бухарский ковер на полу, весь словно бы просоленный и износившийся до состояния желтовато-коричневой дорожной карты.
— Снимайте пальто, — распорядился он.
Дверь другой половины дома открылась, и выглянула молодая женщина.
— Вот и Фиона, — сказал Эван.
— Ты мог бы не вышибать каждый раз дверь ногой? — спросила Фиона.
Голос у нее был резким, как у всех американцев с западного побережья.
— У нас небольшое повреждение, — сказал Эван. Женщина строго посмотрела на меня. У нее были темные волосы, постриженные на простой манер — этакий мальчик-паж, — загорелое лицо с высокими скулами, на щеках и на носу веснушки. Джинсы и вязаная шерстяная кофта из множества разноцветных ниток выглядели как-то успокаивающе для моих измученных глаз. Счетчик в моей голове сложил вместе эту кофту и эту прическу и нашел, что вид хозяйки дома выливается в кругленькую сумму.
— О? — только и сказала она, глядя на меня, как на приблудную собаку, почему-то принесенную ей в подарок.
— У меня ушиб вот здесь! — выпалил я, демонстрируя ей свою злосчастную голову.
Все получалось как-то по-дурацки. Я почувствовал себя совсем ослабевшим, на висках выступил противный липкий пот.
— Мы столкнулись по касательной, — пояснил Бучэн. — Гектор вывалился за борт, а мистер Фрэзер прыгнул в воду и спас его.
— Где? — спросила она, и наконец-то ее вопрос прозвучал заинтересованно.
— К северу от Арднамеркена, — ответил он.
Глаза у нее были серо-зелеными. Секунд десять они пристально глядели на меня. Если бы кто-то другой посмотрел на меня подобным образом, я бы разозлился. Она смотрела так, словно пыталась приподнять крышку с моих мозгов и заглянуть внутрь.