Тросовый талреп
Шрифт:
В жилых помещениях не было никого. Я успел запереть все двери, ведущие в капитанскую рубку. Снаружи доносились какие-то крики и ругань. А внутри капитанской рубки было тепло и поблескивали слабые огоньки, которым давали энергию судовые аккумуляторы. Где-то в вышине завывал ветер. Дождь стучал по окнам капитанской рубки. А тут было включено радио, пластиковый приемничек, стоявший на полке. Работала программа «Радио-2», Херб Алперт уродовал мелодию «Незнакомца на берегу». Все выглядело очень уютно и по-домашнему.
Над навигационным столиком висел прибор компании «Декка». Он был постарее
— Всем станциям, — сказал я. — Всем станциям, говорит...
Огни погасли. Всего мгновение назад радиорубка посверкивала красно-зелеными кошачьими глазками передатчика. В следующее мгновение в помещении стало совершенно темно.
Я на ощупь пробрался обратно, в капитанскую рубку. Там свет тоже отключился. Это была теперь черная пещера с серыми квадратами окон. И только транзисторный приемник еще работал. «Главные аккумуляторы вышли из строя, — подумал я. — Они устроили короткое замыкание, чтобы не дать мне воспользоваться радио». У меня не осталось никакой возможности вызвать помощь — я ведь вывел из строя двигатели и генераторы, так что не было никакого способа добыть энергию.
Мы застряли на якоре. Для лебедок нужно электричество. Да и для подъемных кранов тоже. «Мариус Б» полностью парализован. Я находился внутри, а они отрезаны от меня снаружи. Где-то в рубке должны быть сигнальные ракеты — в своем роде ручной тип высокочастотной связи. Так что я все еще мог вызвать помощь.
— Ну что ж, — сказал по «Радио-2» диск-жокей. — Прекрасный мир, не так ли? Спасибо, Херб. — Послышалось звяканье, словно от ударов по консервной банке. И красивый голос произнес: — Метеорологическая служба выступила со штормовым предупреждением к судам, которые намерены находиться в море примерно в 21.00... Есть предупреждения о штормах в Рокэлле, Мэлине, Гебридских островах, Бэйли.
Голос был успокаивающим, в нем было столько настойчивости, сколько можно было выразить с учетом того, что шел уже час, когда все добрые люди спят. Голос пробивался через эфир, как небольшой ураган, зарождающийся в Исландии: силой в восемь и девять баллов в Рокэлле и Мэлине, смягчающийся до шести. «На Гебридские острова надвигается суровый западный шторм силой в девять баллов, увеличение силы шторма до десяти баллов». Мой «Роллекс» показывал пять минут третьего ночи. «Надвигается» означало, что в любую минуту шторм будет здесь.
Что-то тяжелое и металлическое ударило в дверь капитанской рубки со стороны правого борта. Кувалда. Я не мог разглядеть через окно, в чьих она руках. Мой рот снова высох. Двери капитанской рубки, конечно, стальные, а окна из стекла высокой прочности. Но даже такое стекло вряд ли сможет выдержать удары кувалды. Еще один удар.
Следом за кувалдой по капитанской рубке ударил ветер. Дождь стал
Темная фигура с поднятой кувалдой застыла от неожиданности. Я ударил ногой куда-то в середину так сильно, как только мог. Моя нога попала во что-то неустойчивое. Фигура отшатнулась назад. Кувалда пролетела над перилами и с грохотом упала на стальную палубу. Ногти этого человека впились в мое лицо, но он не нападал, он цеплялся за меня, чтобы спастись. Это не помогло. Он отлетел назад, следом за кувалдой, и упал головой вниз футов с двадцати на стальную палубу. Потом я его уже больше не видел.
Но я видел кое-что другое. Я видел бакен Уэст-Феррис, который всего пять минут назад был на одной линии с маяком. Ветер работал старательно. Бакен Уэст-Феррис больше не был на одной линии с маяком. Он был в стороне.
Я заорал так громко, как только мог:
— Судно потащило!
Море вздымалось. Нос судна вставал на дыбы, когда под ним проходили волны. Время от времени прокатывалась большая волна, разлетавшаяся на кусочки, последние остатки которых колотились об окна капитанской рубки. Бакен Уэст-Феррис перемещался все дальше в сторону. Я представил себе, как тащится якорь «Мариуса Б», пропахивая мягкое грязное дно. А ветер все еще едва ли достигал штормовой силы.
Я внимательно смотрел за окно. Адреналин бурлил в крови. Ночь, тьма, на мне мокрая и холодная одежда. Если я выйду наружу, они убьют меня. Там их осталось еще трое, возможно, и четверо.
Какой-то металлический рев возник впереди. Отчасти он прилетел вместе с ветром, а отчасти поднимался где-то с судна. Продолжалось это, кажется, минут десять. А окончилось внезапно, с оглушительным «трах!», от которого тряска прокатилась по всему судну. Впереди палуба поднялась на огромной волне, подобно белой ракете. Я вцепился в столик с морскими картами. Судно заскользило вбок, потом опустилось, нырнуло и перекатилось, подняв тучу брызг на высоту футов в сто. Я не знал ничего о больших кораблях. Но я знал, что означали это вздыбление и нырок, и еще один нырок, и тот факт, что бакен Уэст-Феррис теперь находился по левому борту, и то, что «Мариус Б» неуклюже барахтается, зарываясь носом в волны.
Эта означало, что якорь больше не волочится, это означало, что, пытаясь остановить волочение судна, капитан Паувэлс попробовал выпустить якорную цепь на всю длину. Но у судна не было никакого тока и никакой гидравлики, так что капитану и его людям ничего не оставалось, как проделать все вручную. Они сшибли предохранитель храпового колеса, и цепь свободно пошла вниз. И она ушла настолько далеко, что ее конец проскочил через шлюзовую трубу и упорхнул в море.
Я стоял очень спокойно, с пересохшим ртом, готовым немедленно реагировать на все, что сейчас произойдет. И снова рев поднялся сквозь палубу, а за ним последовал тяжелый удар. Второй якорь. Этот удар шея от захвата предохранителя якоря. Я произнес вслух, чтобы было повеселее: