Тротиловый эквивалент возмездия-1. Предназначен в палачи. Боевик
Шрифт:
Вернувшись в кабинку, Коробейников нашел там лишь объедки пиршества. Сердце его покатилось в низ живота. Он бросился на привокзальную площадь. Стеба и Щербицкий торговались с единственным на всю площадь такси. Пока Коробейников бежал, такси отчалило. Стебельков вслед ему насмешливо отдал честь и помахал рукой.
– Слинял, Кукуха! Ну, подлюга. Распиздяй с Покровки, не захотел в часть возвращаться на автобусе. Катьку пришлось отвалить рябухе. Ну, ничего, будем помнить… Я этого таксера как облупленного знаю. Не верю, что такой центровой урка и завязал. Видал на
Стебельков обнял Коробейникова за плечи.
– А мы с тобой продолжим.
– А кто это Кукуха? – Спросил недоумевающий Коробейников.
– Так Особняк же наш. Капитан! Распиздяй! Он классно имитирует голоса птиц. Даже по радио его записывали. Вот и Кукуха. Ну, да и хер бы с ним. Пошли опять в Дубраву. Теперь ты ставишь. Я, блин, должен сегодня засадить Таньке! Ну, сука! По самый по локоть! Вот кто барается клево! Я тащусь! Можем и вдвоем поехать. Отхарим в два свистка! Хочешь Таньку? Хочешь, сразу видно! Но только после меня…
В Дубраве Стеба сначала поблевал в туалете, а затем они снова заняли отдельную кабинку. Едва к ним вошла многозначительно улыбающаяся Танька, позеленевший с перепою прапор тут же стал стаскивать с нее трусы. Танька что-то шепнула ему на ухо, и прапорщик весело хлопнул в ладоши!
– Ну, девка, ну, ты даешь! Сашка не против! Звони твоей подруге и помчались к ней на хату…
– Я пас, товарищ старший прапорщик. Не до баб мне. Зона ждет, какие тут бабы… – Промямлил с досадой Коробейников.
– Отставить, рядовой Коробейников. Кукуха скорей сам сядет… Гуляй, я сегодня добрый!
Танька принесла два по двести водяры, по бутерброду с икрой и побежала переодеваться. Стебельков в муках заталкивал в себя пойло, но водка валом мерла обратно. Испоганив водяру в стакане отрыжкой, прапорщик решил передохнуть и откинулся в кресле. Он закрыл глаза. Красные прозрачные веки на зеленом лице алкаша производили зловещее впечатление. Александр стал подумывать как бы отмазаться от прапора и свинтить в казарму. Наблюдая торг прапора и особиста за свободу его, Коробейников так испереживался, что не нужны ему были девки, не хотелось даже нарезаться до усрачки…
И тут Стебельков открыл глаза. Зрачки его были расширены до предела. Он достал косячок, беломорину, набитую анашой, судорожно затянулся пару раз. Его скрутила судорога, он грохнулся с кресла под стол. Подбежала Танька со стаканом кефира.
– Ну, чо Саша, моргаешь. – Кокетливо улыбнулась Танька. – Струхнул малость? Толян счас оклемается. Нет вопросов! Давай вытаскивай своего друга из-под стола, а то он там до утра дрыхнуть будет. Отпаивать будем Анатолия кефирчиком. Не в первой. Держи стакан.
Танька прижала плоскую грудку Стебы своими грудями к спинке кресла и, вцепившись короткими пальцами в синие губы Стебы, разодрала ему пасть.
– Сашка, давай лей кефир в глотку! – Вскрикнула Танька, запыхавшись. – Лей, тебе говорят, пока держу, а то этот крокодил мне пальцы отхватит!
Прапорщик проглотил кефир и тут же схватился за живот. Мелко семеня
– А ты в форме, солдатик. Толян тебе говорил, что подруга моя Лиза бесплатно не дает? Ты очень ее хочешь? И денежка у тебя имеется?
– Все имеется, – достаточно грубо оборвал Коробейников Таньку.
– С Тольки теперь мало толку. Мужчина он ого-го, но лишь когда примет на грудь не больше пол-лиры. А? Солдатик? Зачем нам Лизка? Поедем Ко мне втроем. Тольку уложим баиньки. Пусть проспится. Он в обиде не будет. Зачем тебе денежку тратить?
От прищуренных насмешливых глазок Таньки, Коробейникову стало муторно. Он считал, что ни одна женщина больше никогда не застанет его врасплох, никогда не смутит. И на тебе. Стоило Таньке посмеяться над бедностью солдата…
Блин, а глазки у Таньки совсем не блядские. Жиром заплывшие, но умные и насмешливые глазки хитрили так простодушно, что хотелось потискать эту жирную бабу… Или хотя бы хлопнуть по заднице и сказать от всей души: " Какая же ты, Танька, оторва"!
Сашка через силу улыбнулся толстушке.
– Ну, чо ты такой смурной, в самом деле? Ну, чо ты сдулся совсем? Кто тебя обидел? – Жалостливо спросила Танька. – Надоела служба? Понятно, домой хочется солдатику. А у меня уютная квартирка… Тебе понравится…
– Нет у меня дома, – вдруг признался Коробейников. – Турнул меня батяня пинками.
– Алкаш, поди, твой старикан? – Татьяна задернула шторы поплотнее и присела к Сашке на колени.
Она была вовсе не тяжелой. И телеса богатые ее были вовсе не кисельными.
– Ого! Что это за червячок у тебя в штанах зашевелился! – Татьяна ловко добралась до бивня солдата и стала крепко его стискивать. Она облизнула губы. Александр обнял ее. Но она ловко выскользнула из объятий.
– Ты посиди тут. Я Лизавете кину сотню, чтобы она Толика отвезла в часть. А то будет колобродить, только испортит нам кайф. Он сделает все, что я скажу. Ведь это он тебе устроил сегодня увольнительную. Он тебя у ротного до утра отпросит. Посиди, пивка попей, побалдей полчасика и поедем. Может быть, тебе вместо водочки коньячку подать?
Боже! Ну что за люди, эти бабы! Мертвого из могилы поднимут, если им очень приспичит. Ну, бабы! И страх сгинул, как наваждение! Коробейников протянул Таньке три десятки баксов. Звучно хлопнул Таньку по заднице.
– Неси шампанского, хозяйка!
Сказал эту затасканную глупость и почувствовал себя хозяином кабинета, где сейчас начнется на радостях такая попойка, что Никодимов вздрогнет.
Приплелся Стебельков. Весь скрюченный. Почерневший.
– Язва, сука, проснулась. – Сказал Стебельков. – Ты это, поезжай к Таньке без меня. Я обо всем договорился, за все уплачено. Денег не давай. Особенно баксов не показывай. Танька телка центровая, но на зелень слаба… Напоят тебя со старухой самогонкой на карбиде и приставят ноги твоим баксам.