Троя. Грозовой щит
Шрифт:
Умывшись, она подняла кинжал. На секунду Каллиадесу показалось, что женщина собирается перерезать себе горло. Но она схватила прядь своих волос и перерезала ее кинжалом. Воин молча сидел, пока она продолжала кромсать свои волосы, бросая их на камни. Каллиадес был заинтригован. На ее лице не было и следа гнева – вообще никакого выражения. Закончив, женщина наклонилась вперед и стряхнула с головы остатки отрезанных волос.
Наконец она вышла из реки и села чуть поодаль.
– Было не очень разумно с твоей стороны помогать мне, – сказала она.
– Я не очень разумный человек.
Небеса
– Словно цвет неба касается земли, – тихо заметила она. – Кто бы мог подумать, что такие прекрасные цветы могу расти в такой сухой местности? Ты знаешь, что это за цветы?
– Это лен, – ответил он. – Твоя туника сделана из этих растений.
– Как они превратились в одежду? – спросила женщина. Каллиадес посмотрел на льняные поля, вспоминая дни своего детства, когда он и его маленькие сестры работали на царя Нестора, срывая цветы у самого корня; они вытряхивали семена, которые можно было использовать для изготовления лекарственных масел или для обшивки корабля, а стебли опускали в бегущие волны реки, чтобы размочить их.
– Ты знаешь ответ на этот вопрос? – настаивала женщина.
– Да. Знаю.
И он рассказал ей о тяжелом труде детей и женщин, собирающих лен, вымачивающих стебли. Как только стебли вымочены, их оставляют сохнуть, а затем бьют по ним деревянными молотками. Затем дети садятся под палящим солнцем, обдирают стебли и достают застрявшие деревянные щепки. После этого наступает время вычесывания льна: оставленные на солнце нити много раз прочесывают гребнями. Рассказывая ей об обработке льна, Каллиадес удивлялся стойкости и выносливости этой женщины. Несмотря на все, через что она прошла и через что ей только предстояло пройти, ее, казалось, очаровало это древнее мастерство. Но потом он посмотрел в ее светлые глаза и увидел, что ее интерес был внешним. За ним скрывались волнение и страх. Какое-то время они сидели молча. Затем воин посмотрел на нее, и их взгляды встретились.
– Мы будем сражаться до самой смерти, чтобы помешать им забрать тебя снова. Я клянусь тебе в этом.
Женщина ничего не ответила, и Каллиадес понял, что она не поверила ему. «А почему она должна мне верить?» – подумал он.
В это время из пещеры вышел Банокл, остановился у ближайшего дерева и поднял свою тунику. Затем он начал мочиться с редким удовольствием, отступив назад и направив струю жидкости на ствол дерева так высоко, как это было возможно.
– Что он делает? – спросила женщина.
– Он очень гордится тем, что не встречал ни одного человека, который мог бы мочиться так высоко, как он.
– Зачем ему это нужно? Каллиадес засмеялся.
– Очевидно, ты проводила мало времени в обществе мужчин.
Выражение лица его собеседницы посуровело, и воин выругался про себя.
– Глупое замечание, – быстро добавил он. – Прости меня за него.
– Не извиняйся, – покачала она головой, заставив себя улыбнуться. – Меня не сломит то, что произошло. Это не первый раз меня изнасиловали. Но, скажу я тебе, когда тебя насилуют незнакомцы, это не так подло, как когда
Глубоко вздохнув, она снова посмотрела на поля с голубыми цветами.
– Как тебя зовут?
– Когда я была ребенком, меня называли Пирией. Этим именем я и буду пользоваться теперь.
Банокл подошел к тому месту, где они сидели, и резко упал на землю позади Каллиадеса. Он посмотрел на женщину.
– Ужасная стрижка, – заметил воин. – У тебя были вши? Пирия ничего не ответила и отвернулась. Великан повернулся к Каллиадесу.
– Я настолько голоден, что готов жевать кору с дерева. Это значит, что мы должны спуститься в поселок, убить всех ублюдков, которые захотят нам помешать, и найти какую-нибудь еду?
– Теперь я понимаю, почему ты не из тех, кто продумывает план действий, – заметила женщина.
Банокл нахмурился.
– С таким языком, как у тебя, ты никогда не найдешь себе мужа, – сказал воин.
– Пусть твои слова долетят до ушей Великой богини, – горько воскликнула Пирия. – Пусть Гера исполнит их!
Каллиадес отошел от них и встал у кривого дерева. С этого места он мог видеть поля со льном и расположившееся вдалеке поселение. Люди уже проснулись, женщины и дети готовились к работе на земле. Пока не было никаких признаков присутствия кого-нибудь из команды пиратов. Позади него женщина и Банокл спорили.
«Именно в Трое все пошло не так», – решил он. До этого обреченного на провал предприятия его считали прекрасным воином и будущим военачальником. И он гордился тем, что его выбрали для нападения на город: отобрали только лучших воинов.
Это дело должно было окончиться триумфом и принести всем добычу. Гектор, великий троянский воин, погиб во время битвы, и взбунтовавшиеся войска Трои должны были напасть на дворец, убить царя Приама и других его сыновей. Микенским воинам нужно было последовать за ними и прикончить всех верных Приаму. Новый правитель, поклявшийся в верности микенскому царю Агамемнону наградил бы их по-царски.
План был превосходный. За исключением трех важных элементов.
Во– первых, полководец, которого Агамемнон поставил во главе этой атаки, оказался трусом по имени Коланос – жестоким, злым человеком, который обманом добился гибели легендарного микенского героя. Во-вторых, этот герой – великий Аргуриос – оказался во время нападения во дворце Приама и сражался до самой смерти, чтобы удержать последнюю лестницу. И, в-третьих, Гектор не погиб и вернулся вовремя, чтобы атаковать микенцев сзади. Перспектива победить и разбогатеть исчезла. Нападавших ждали поражение и смерть.
Подлый Коланос попытался заключить сделку с царем Приамом, предложив выдать все планы микенцев троянскому правителю в обмен на свою жизнь. Удивительно, но Приам отказался. В честь Аргуриоса, который погиб, защищая его, царь Трои освободил оставшихся в живых микенцев, позволил им вернуться на корабли вместе с их предводителем. Он попросил только одно взамен: Приам хотел услышать крики Коланоса, когда они будут отплывать.
И Коланос кричал. Обезумевшие от ярости, микенские воины, оставшиеся в живых, разорвали его на кусочки, прежде чем галеры достигли выхода из бухты.