Троянский катафалк
Шрифт:
— Вы — Шелл Скотт! — сказал он.
Я взглянул на часы. Да, я приехал точно в назначенное время. Поэтому я спросил:
— Кто же еще?
Он внимательно осмотрел меня.
— Кто еще? — повторил он растерянно и тут же поспешно добавил:
— Раз вы пришли сюда не ради психоанализа… Извините меня.
Он прошел по ковру в то помещение, где находилась та потрясающая голая девушка, и закрыл за собой дверь. Что за жизнь! Но через минуту он снова возвратился, сел на прежнее место и жестом пригласил меня сесть на кушетку.
Я
— Извините, я ожидал вас в три часа.
— Я решил, что поскольку мне нельзя опаздывать, я постарался быть совершенно точным.
По-моему, он меня не понял.
— Вы хотели поговорить со мной о мистере Вайте?
— Да, он был одним из ваших пациентов, не так ли?
— Очень недолго. Практически мы даже не начали. Психоанализ, понимаете, требует нескольких лет.
— Это звучит, как старый фрейдизм…
— Нет! Ничего подобного! Мой метод совершенно другой, он противоположный. Вот в чем секрет!
— В отношении Чарли…
— Понимаете, — продолжал он, не сбиваясь со своего курса? — на протяжении многих лет я был ортодоксом фрейдистского анализа, вы об этом знали?
— Слышал краем уха, но…
— Лечил годами больных людей. Убедился, что их заболевание усиливалось…
— О Чарли…
— Если эта метода давала отрицательный результат, значит надо применять противоположную методику. Правильно? Делать обратное тому, что делалось прежде. Так?
— Так, — ответил я, чтобы не молчать.
— Мне пришлось переделывать каждое правило, закон, термин, срок и методику анализа. И мне это удалось.
— Так родилась «Витеризация мозгов»?
Он поморщился.
— Молодой человек, должен вам сказать, что это выражение не нравится мне. Его не я придумал. Это репортеры.
Он выжидательно посмотрел на меня. После этого последовала целая лекция, из которой явствовало, что все термины прежнего психоанализа следует читать наоборот. Не выдержав, я сказал:
— Доктор, до сегодняшнего дня я воображал, что фрейдистская философия делать людей более слабыми, вместо того, чтобы делать независимыми, была самой идиотской вещью, о которой я когда-либо слышал. Но теперь, когда вы мне объяснили сущность вашей теории, — я повысил голос и благосклонно заулыбался, — я совершенно уверен, что в вашем анализе столько же смысла.
— Да, да, — закричал он, — теперь излечение человечества от всех психических заболеваний в наших руках! Страшно возбужденный, переполненный восхищением и любовью к собственной особе, он поднялся с кресла и взбрыкнул. Но тут открылась дверь соседней комнаты, и на пороге появилась очаровательная девушка, мисс Плонк, как назвал ее доктор. Она была полностью одета: белый вязаный костюм с красной отделкой, белые туфельки на высоких каблуках, в которых ее ножки выглядели лучше. Она действительно была потрясающей!
Это было мое мнение.
Но доктор Витерс рассматривал ее в каком-то шоке.
Кто мог все это придумать?
Доктор Витерс был больным человеком.
Глава 5
Прелестная мисс Плонк с минуту постояла в комнате, должно быть, сводила с ума Витерса, если судить по тому, какой эффект она произвела на меня, потом приблизилась к нам.
Она подарила мне широкую улыбку, затем сказала доктору:
— Благодарю вас, доктор. Я приеду, если… когда мне потребуется следующая встреча. Олл-райт?
— Олл-райт, — ответил он ей, точно воспроизводя ее интонацию. Было видно, что он все еще страшно возбужден.
Потом она повернулась, чуть сощурилась и снова произнесла: «у-у-у».
Друзья, теперь я знал, что это что-то означает. Но что? Я не успокоюсь, пока не выясню. Ночь за ночью этот вопрос будет тревожить мой сон. Что она мне сказала?
Она вышла из кабинета. Я повернулся к доктору Витерсу и в сотый раз произнес:
— Доктор… в отношении Чарли?
— Э-э? Ах. Хм, так. Что вы хотели узнать?
— Что с ним было?
— Запущенный случай супидеза, осложненный травматическим…
— Извините меня, доктор. Я человек простой и люблю изъясняться простым языком. Договорились? Меня не столько интересует поставленный вами диагноз, как то, что он сам предполагал о своем недуге. На что Чарли жаловался?
— Просто на состояние депрессии, страшные сны, которые можно назвать даже кошмарами, иногда ему казалось, что он теряет голову. Обычные вещи.
— Разве это обычно?
— Сущие пустяки. Слышали бы вы…
— Не заметили ли вы признаков того, что он замышляет самоубийство?
Мой вопрос его не потряс. Он надул губы, опустил голову и посмотрел на меня поверх очков.
— Не совсем. Но я бы сказал, что такая возможность не исключается. Фактически я даже уверен, что это возможно. Разумеется, я не могу вдаваться в подробности того, что он мне сказал. Профессиональная этика, вы знаете.
— Знаю, знаю…
— Но, говоря простым языком, я обнаружил у него укоренившийся супидез-комплекс, усугубленный инвективным каннибализмом, приближающийся к неизлечимому психоневрозу. Вы меня понимаете, да? Если бы только он обратился ко мне несколько лет назад или даже месяцев, я бы его полностью излечил. Не сомневаюсь, что он бы поправился. Но у меня едва хватило времени объяснить ему, что болезненные симптомы у него обусловлены подавленной бессознательной страстью к отцу…
— Да, благодарю вас, доктор. Вы мне очень помогли…