Тройное навечное заклятие
Шрифт:
– Алеф!
– вскричала старушка, произнеся заклинание.
Тотчас порошок вспыхнул и сгорел без остатка, распространяя омерзительный запах. Госпожу Гайнц застлало дымным облаком, и она исчезла.
– А теперь, полковник, попробуйте хоть что-нибудь взорвать, напоследок донеслось с потолка насмешливое контральто.
Примерно три часа спустя на веранду дома No 6 по улице Независимости вошел сухопарый пожилой человек в сером костюме.
– Разрешите
– Я профессор Мэллиг.
– Здравствуйте, профессор. Прошу, присаживайтесь, - старушка указала на плетеное кресло возле себя и положила вязанье на колени.
– Прежде всего позвольте выразить мое искреннее восхищение вашими способностями, - начал Мэллиг, осторожно опустившись на скрипучее сиденье.
– Поверьте, я не отношусь к тем ученым обскурантам, которые априори отметают... гм... все сверхъестественное.
– Вы очень любезны, - заметила старушка.
– Этот грубиян полковник знал, кому доверить дипломатическую миссию. Но, увы, ничем не могу вам помочь.
Профессор внушительно, по-профессорски откашлялся.
– Видите ли, госпожа Гайнц... Ваше вмешательство прервало эксперимент в решающей стадии. Не буду распространяться о чрезвычайной важности наших изысканий, поскольку это военная тайна, но поверьте, они имеют огромную научную и прикладную ценность. А посему прошу вас, позвольте нам произвести еще хотя бы два опытных взрыва.
– Сожалею, но это невозможно.
– Хотя бы один. Один-единственный...
– Увы, профессор. В сердцах я наложила тройное навечное заклятие. Снять его не в силах ни я, ни кто-либо другой. Если бы двойное - тогда другое дело.
– Неужели ничего нельзя исправить?
Госпожа Гайнц покачала головой.
– Как бы вам подоступнее объяснить... Понимаете, профессор, такое заклятие имеет фундаментальную силу. Оно непреложно, ну, скажем, как второе начало термодинамики. Известно ли вам, что такое тюмризи?
– Как? Тюмризи? Никогда не слышал.
– Еще бы, - усмехнулась старушка.
– Это детское кушанье, которым меня в свое время пичкали. Я прямо терпеть его не могла, вот и наложила тройное заклятие. Помню, мама даже отшлепала меня за проделку. А теперь никто не имеет ни малейшего понятия о тюмризи.
Мэллиг задумчиво откинулся на спинку кресла.
– Поразительно, - прошептал он.
– Просто поразительно.
Старушка пристально взглянула на него поверх очков.
– Думаю, - сказала она, - вопрос исчерпан, как выражается ваш полковник.
– Да-да, то есть, нет, если позволите...
Госпожа Гайнц
– У меня к вам еще одна просьба, - заявил профессор.
– Ваш дар открывает совершенно небывалые перспективы в военном деле. И если бы вы дали согласие сотрудничать с нами...
– Об этом не может быть и речи, - с живостью перебила его старушка. Я не делюсь профессиональными секретами и не торгую ими.
– Умоляю, не спешите с отказом. Мы ведь не посягаем на тайны вашего ремесла. Нам достаточно одного-единственного заклятия для взрывчатки противника. Это неизмеримо укрепит мощь нашей державы. Ведь вы патриотка, не правда ли?
– Да, я патриотка, но не идиотка, - фыркнула госпожа Гайнц.
– И поэтому я применила вариант заклятия, которое имеет силу повсюду, в любой точке планеты.
– Ах, так...
– выдавил Мэллиг.
– Неужели вы полагали, что я ограничилась вашей лабораторией? Мало ли откуда вы можете привезти новые бомбы. Нет, сударь, больше во всем мире никогда и ничто не взорвется.
– Н-неужели? И ядерные боеприпасы - тоже?
– Признаться, я не усматриваю разницы между ними и обычными. Разве они взрываются беззвучно?
У профессора голова пошла кругом. Все бомбы, снаряды, гранаты, мины, патроны, сколько их есть на свете, все, что сеяло смерть, разрушение и ужас, отныне обратилось в бесполезный хлам и навечно канет в безвестность, подобно детскому кушанью под названием "тюмризи". И сделала это щуплая старушка в очках, с вязанием на коленях. Невероятно.
Собравшись с мыслями, Мэллиг встал.
– Госпожа Гайнц, - торжественно произнес он.
– Как ученый я могу считать себя покойником. Мои знания и опыт отныне никому не нужны. Но как человек я считаю, что вы поступили совершенно правильно, избавив мир от оружия и войн. Не будет преувеличением сказать, что человечество в неоплатном долгу перед вами. Всего вам доброго.
– До свидания, - отозвалась госпожа Гайнц, опять принимаясь за вязание.
Профессор поклонился и зашагал прочь. Однако у калитки он вдруг остановился, постоял минутку в раздумье, затем вернулся на веранду.
– Госпожа Гайнц, позвольте еще один вопрос.
– Извольте.
– Я хотел бы узнать, почему этот величайший акт гуманности вы совершили только теперь. Почему не раньше?
Мелькание спиц в морщинистых пальцах прекратилось. Старушка вздохнула.
– Ах, профессор, - сказала она.
– Откуда мне было знать, что эти гадкие бомбы так сильно грохочут?