Шрифт:
Вездеход разведчиков выскакивает чуть ли не под гусеницы "единицы".
— С перепою, что ль? — орёт с башни Марина — Танки!
— Сколько?
— Три!
— Где?
— У моста взорванного.
— Пехота?
— Не видел.
— Хм. Как они туда попали? Какие танки?
— Тяжелые!
— "Драконы"?
— Нет. Какие-то другие. Не видел раньше.
— Сходим, поглядим, что ещё за новинку на нашу голову принесло?
— Ты таких раньше видел? —
— Нет. Первый раз вижу.
— И я про тоже; либо разведка чего-то не доразведала, либо последним "Определителем" можно подтереться.
— Командир…
— Что?
— А ведь там болото. Как же они через него?
— Нашли, видать, дорожку. Живьем кого возьмём — поспрашиваем. Давно таких наглых дурней не видела. Словно и не знают, куда заехали.
— Ну, так мы сейчас объясним.
ТТ относительно прочих танков слывёт малошумной машиной, несмотря на впечатляющие габариты. Хотя, шумит он всё равно изрядно, разве, что немногим поменьше, чем другие танки.
— Огонь!
— Один готов!
— Второй тоже!
— Третий разворачивается!
Длинноствольная пушка незнакомца поворачивается точно в сторону "двойки". Кумулятивный с "единицы" всажен в маску пушки. Бой кончился.
Марина выбирается из башни, прихватив автомат.
— Пошли поглядим, кого ухлопали.
Первый танк, если смотреть спереди, цел. Скошенная лобовая броня, размалеванная зелёными и красно-коричневыми пятнами по грязно- желтому фону. Маленький лючок и щель с торчащим пулемётом.
— Когда они камуфляж такой ввели?
— А хрен его знает, у них, вроде, несколько лабораторий сидит, и камуфляж для техники сочиняет. Заметь, пушка какая длинная, чую, с бронепробиваемостью всё в порядке. Хотя калибр… — она прищурилась, — вряд ли больше 80-мм. Жаль, раскурочили мы их, а то надо бы было в тыл уволочь… Хотя, сейчас надо найти ту дорогу через болото, где они проскочили.
— Хм, а лючок такой маленький зачем? Гильзы что ль стреляные выкидывать?
— Наверное, хотя мне он лишним кажется — прочность бортовой брони меньше. Впрочем, и так пробили!
— Так наш калибр и так никакая броня не выдержит!
— Что верно, то верно, но и они нас, думаю, прошибут. Глянь, как катки стоят — я такого не видела, чтобы один другой перекрывал… Хотя, если грязь между катками замерзнет — кисло будет.
— Что за эмблема такая, черная с белым, никогда такой не видел. Гвардейцев что ли на нашу голову прислали?
— Это не гвардейцы.
— А кто?
— Не знаю.
Мехвод "единицы" забирается на танк. Открывает люк над двигателем.
— Точно, новенькое что-то! Движок —
Мехвод "тройки" высовывается из круглого люка на задней стенке башни.
— Командир, лови трофейчик! — кидает ремень с кобурой, — Первый раз такой пистолет вижу.
Марина вертит оружие в руках.
— Хм. Я тоже.
— Тут и пулемёт какой-то новой конструкции.
Хозяйственный мехвод выбирается наружу уже с пулемётом.
— Ты бы лучше инструмент поснимал! — говорит командир "тройки", — Вон домкрат какой.
— Сейчас снимем!
— Ты остальные инструменты тоже прихвати — пригодятся в хозяйстве.
Окрик "Вылазь!" и очередь по кустам. На дороге появляется человек с поднятыми руками.
— Когда они форму новую ввести успели? — с удивлением сказала Марина — И кто он по званию, понять не могу, — поддакнул башнёр.
— Да это-то, как раз, не удивительно. У них в старых частях зачастую такая дурь со знаками различия, что они сами воют.
Пленный что-то говорит, кивая в сторону стрелка.
— Что он бормочем?
Марина прислушивается.
— Не пойму ничего. А ты? — мехвод из грэдских мирренов.
— Тоже ничего. Не по-нашему болтает. Кокнуть его и всё тут!
— Погоди ты кокать, — Марина подходит вплотную к пленному. Что грэдские миррены зверино ненавидят императорских — слишком известная вещь, — Много ты танкистов не мирренов видел?
— Да этот, пожалуй, первым будет.
— Вот то-то и оно… Имя! Звание! — рявкнула Марина.
Пленный, похоже, уловил только интонацию. Однако, вытягивается, и что-то торопливо отвечает. Марина и мехвод переглядываются. Они оба опять ничего не поняли.
— Документы его где?
— Вот.
— Дай сюда!
Листнула — и присвистнула. Понимать — понимает обрывками. Но понимает. Хотя язык и не мирренский. Вообще, не из этого мира язык. И документ. И сами танки эти. Но как это может быть? Снова ткнула пальцем в пленного. Память на язык включается как-то постепенно.
— Дойче?
— Вас?
— Дойче, я спрашиваю? — Марина переходит на немецкий. Языками другого мира она владеет.
— Я-я немец, господин офицер, баварец.
— Эсэсовец? — почему-то вспомнилось отцовское ругательство.
— Нет… И не член НСДАП.
— Вижу, — буркнула Марина; историю той войны, с которой сюда попал Саргон, она знает неплохо. Даже по униформе кое-что помнит. Ничего напоминающего череп с костями на форме пленного не присутствует, — Кто там у вас сейчас император?
— Не понимаю, какой император? Вильгельм уже умер.