Трудная позиция
Шрифт:
— Что же получается, Иван Макарович? Столько было разговоров и — вдруг?.. — опять подступил он к Шевкуну.
— Ну что я могу сказать вам, — ответил Шевкун уклончиво. — Есть же начальство, которое решает. И вот командир дивизиона тут. Пожалуйста, обращайтесь.
Вашенцев отозвал комбата за кабину и резко сказал ему:
— Безответственный вы человек, Крупенин.
— Почему безответственный, товарищ майор? Ну разве я плохое предлагаю?
— Поймите, Крупенин, у нас не институт, а военное училище, — словно школьнику, принялся объяснять Вашенцев. — Здесь порядок,
— Ну зачем так понимать, товарищ майор? Я сам в части проводил такие занятия с операторами. И мы показывали все, как в боевой обстановке.
— Не стройте из себя умника, Крупенин. Училище — это вам не часть. Лучше обратите внимание на дисциплину в батарее. И о своем поведении подумайте. Я уже говорил вам об этом не раз.
Посветлевший было городок снова затопила знобкая белесая масса. Как будто тяжелые, рыхлые облака, что лениво сгущались над пирамидами антенн и над лафетами пусковых установок, вдруг осели и растеклись по всему учебному полю.
Осмотр кабин закончился. Курсанты снова построились в одну шеренгу.
— Ну что, довольны? — спросил их Вашенцев ободряющим тоном, как бы в назидание стоявшему рядом Крупенину.
Курсанты молчали.
— Довольны или нет? — опять спросил Вашенцев.
— Оно, конечно, довольны, — с ужимкой ответил за всех долговязый Яхонтов. — Но не совсем, товарищ майор. Хотелось бы посмотреть, как все это крутится.
— А здесь не цирк, — обрезал его Вашенцев. — Что нужно, то посмотрели. А придет время, сами крутить все будете. Ясно?
И, не вдаваясь больше в разговоры, он приказал командирам взводов увести курсантов в казарму. Оставшись наедине с Крупениным, спросил его раздраженно:
— Слышали, что поет Яхонтов? Это с вашего командирского голоса.
— Что же, вы думаете, он своего не имеет?
— Не знаю, имеет или нет, но вас предупреждаю. И сегодня доложу о вас начальнику училища. Нельзя так дальше.
Крупенин ничего не сказал майору, а про, себя подумал: «Я тоже этого дела не оставлю. Я сейчас же, немедленно, пойду в управление училища и поговорю обо всем с начальником учебного отдела»...
В здании управления было тихо. Подполковник Аганесян сидел в своем кабинете, бодрый, подтянутый. Крупенина он встретил приветливо, подал ему руку, предложил стул, участливо спросил:
— Так что там у вас? Технику посмотрели? Настроение у курсантов хорошее?
— Настроение — не очень, — сдержанно ответил Крупенин.
— Почему?
— Не так получилось, как бы хотелось, товарищ подполковник. Этот показ почти не отличался от первого, который был в сентябре. Разница лишь в том, пожалуй, что тогда техника стояла в парках под крышей, а сейчас ее вывезли на учебное поле.
— Но разве плохо, что вывезли?
— Не плохо. Но техника-то стояла без действия. Даже тока в кабины не дали.
— Ну, видите ли... — Аганесян развел руками. — Во-первых, у нас лимиты на горючее и моточасы, на работу агрегатов. Это вы знаете. Во-вторых, о каких действиях может идти речь, если ваши курсанты еще
— Да нет, кое-что уже знают, — возразил Крупенин. — Но мы слишком упорно держим первый курс в школьных штанишках, товарищ подполковник.
— Мы держим... — усмехнулся Аганесян. — Почему это мы? У нас приказы, директивы, учебный план, утвержденный начальством, за малейшее отступление от которого нас бьют и бьют основательно. А вы так легко рассуждаете... «школьные штанишки» и прочее. Неужели вам кажется, что в штабе округа и в министерстве не думают над этими вопросами? Думают, дорогой, много думают.
— И все же нам на месте виднее.
— Мы говорим — виднее, они говорят — нет. Кому верить, дорогой, не знаю.
— В идею верить надо, товарищ подполковник, — сказал Крупенин как можно спокойнее.
— В идею? — Аганесян туго сцепил руки и, облокотившись на стол, пристально поглядел на командира батареи. — А что вы, собственно, предлагаете? Чаще технику показывать?
— Дело не в том, чтобы чаще. Главное — показывать в действии, чтобы молодые курсанты смогли представить ракетную мощь и понять сложность своей профессии.
— Еще что?
— Еще хорошо бы разрешить молодежи ухаживать за техникой, чистить ее. Конечно, под присмотром специалистов и опытных командиров. В части с операторами мы делали это почти ежедневно.
Аганесян, поджав губы, нехотя покачивался на стуле, как бы говоря: ну, ну, дальше?
— Классные занятия некоторые с техникой увязывать можно, товарищ подполковник. Ну хотя бы изучение электрических двигателей переменного тока. Почему бы в конце этой темы не показать, каким образом подобные двигатели используются в ракетах? Можно даже продемонстрировать их работу. И вообще, по-моему, есть необходимость кое-что из программы второго курса перетащить на первый.
— Ай, как просто! Увязать, перетащить, продемонстрировать, и мы... ура, на Казбеке! Горячий вы человек, товарищ старший лейтенант. Джигит прямо. Кунак самому Кавказу. — Аганесян подвигал сцепленными пальцами, тяжело вздохнул и вдруг застыл в глубоком раздумье. — Вы понимаете, какое дело, Крупенин? Нельзя подходить к оценке учебного процесса в училище с позиций ракетной части. Там вы готовили солдат-операторов, а здесь мы готовим специалистов-офицеров. Им нужны большие теоретические знания. И если перегрузить программу первого курса практическим показом, то получится, извините, каша самая настоящая. Да и никто не позволит нам такую самодеятельность. Понимаете? Завтра же наедут комиссии, акты появятся, приказы, директивы.
Аганесян говорил искренне и очень убежденно. Уж кто-кто, а он-то знал хорошо, как некоторые проверяющие встречают подобные предложения. Им подавай лишь то, что записано в учебном плане от пункта до пункта. И правильно! А какая же цена будет плану, если каждый командир батареи начнет перекраивать его на свой лад? Теперь Аганесян в душе сожалел, что зря он вообще согласился выводить первый курс на учебное поле смотреть технику. Некстати этот Шевкун подвернулся ему со своими уговорами: ладно, дескать, давайте покажем.