Трудно быть замполитом
Шрифт:
Серина едва не грохнулась:
— Чего-чего ты пощекотал?!
— Не буквально! Короче, сдать он решил, просто не Дюфору, а этой, так называемой, «ведьме». Причем причем от испуга, нежели, а деньги.
Я старательно изображал брезгливость при упоминании колдуньи, дабы остальные не почуяли дрожь в моей груди.
Староста набрал воздуха и я уже знал, какие оправдания он начнет сыпать, но пронзительный женский визг лишил смысла любые слова. Из дома во двор выскочила полуголая девица, бешено вращая глазами:
— Нету! Нигде
Спрашивать «кто?» было слишком банально. Поэтому Коллин спросил «что?».
— На руках была, глаз сомкнула, а руки пустые! Нету, слышишь, нету!!! — тряся голой грудью, девица со слезами и яростью кидалась на побледневшего отца, пока ее сестры метались по дому, заглядывая под каждую лавку.
Пронзительным воплям вторил беспокойный клекот из курятника. Животные всегда чуют такое говно, это я еще при «знакомстве» понял.
Я человек современный, рациональный и отвергающий антинаучную муть. Мне буквально сценарием предписано смеяться над суевериями, выдавая одно рациональное объяснение за другим. Но я помню тот лед в груди, при виде костяной «башни» и помню, как год назад с караваном заехал на ярмарку в захолустный городок. А там пацан молодой, подросток совсем, на площади выступал. Воронами ручными удивлял.
И так они прыгнут и этак полетают, и прокаркают, будто людскую речь понимают. И до того слаженно… Куклачев со своими кошками в сторонке курит.
Все бы хорошо, только один мой караванщик, из тех, что давно сдохшего императора за святого почитают, возьми, да швырни в парня яблоком, с криком «колдун». Прямиком в лицо угодил. Тот покачнись, зажмурься, а в следующий миг вороны будто взбесились. В жизни такого карканья не слышал. Как шрапнелью разлетались, вопя в ужасе и стремясь оказаться как можно дальше от своего улыбчивого «дрессировщика». Та единственная, что на шнурке привязанная — клювом лапу себе отсекла, пролетела десяток метров, оставляя кровавый шлейф, да рухнула аккурат у моего ботинка.
Даже в последние мгновения жизни несчастная птица сучила крыльями, уползая как можно дальше от своего хозяина. Хоть на миллиметр, но подальше. Хрипела, клювом щелкала, а до последнего ползла.
После этого я забил на всю свою современность и разумность, стараясь держаться подальше от всей этой муду-вуду-магии. Ибо я может и идиот, но точно не тупее вороны.
Едва истерика девицы пошла на убыль, как ее повели в дом. Пряча лицо от света костра, староста сжал пустующий рукав:
— Я… Как бы… У меня и монет скоплено и даже клинок со службы остался, если вы…
Ну конечно, как иначе-то? Ладно, я и так уже все решил, к чему ждать?
— Да вернем мы его, вернем, хорош блеять! Фонари тащи, клинок свой… Че встал, быстро давай!!!
Мужик недоверчиво вздрогнул и закивал, приговаривая, «это я зараз, это я мигом», скрылся в доме.
— Подожди, Замполит, идти в лес ночью…
— Какой лес, дура?! Мы сваливаем отсюда! Я че, совсем дебил к ведьме соваться? Вы хоть
Пегги аж подпрыгнула:
— Но как же… Ты ведь обещал! Только что обещал!
— Тебе сколько лет, блин?! Запомни, девочка, обещать не значит жениться. Если не наврать, то он бы взялся бы за шантаж. Я ему еще одолжение сделал.
— Я тебе не девоч…
— Замполит прав, мы должны уходить.
— Коллин, блин, и ты туда же?! Хочешь сдохнуть, скатертью по жо… Погоди, что? Ты согласен?! Тыж рыцарь, блин!
Блондин скривился:
— Я не боюсь никого, кто ходит при свете дня, но колдовство…
— Трус!
Шипение Пегги прошлось по рыцарю как серпом по яйцам. Пряча взгляд, он пытался оправдаться:
— Леди, вы не понимаете! Смелость и отвага ничто, против ужасов зазеркалья. В бытность мою оруженосцем, встали мы у деревушки, покуда до турнира добирались. Там девица была, безумнее не сыскать. Ходила, хохотала, зубы свои вырвать предлагала. Тамошние ее подкармливали, жалели. Говорили, ведьма ее прокляла. Муж девицы уговор нарушил, а тварь колдовская морок навела, да через жену отомсти. Всех пожрать околдовала. Мужа, детей, всю семью… Скажите же, леди, как супротив такого с клинком выступить?
Спортсменка притихла, нещадно кусая губу.
— Какие глупости, какая ерунда… — стонала Серая. — Замполит, ну хоть ты их просвети! Ты же самый умный, ну, после меня, разумеется… Колдовства не существует, то выдумки и скоморошьи басни! Равно как и те божки, которым еще до империи поклонялись…
— Серая, а куда тогда младенец делся? На пердячной тяге в окошко упорхнул?
— Ну, он… Кхм.
Аптекарь сникла, молча выливая в себя остатки кувшина.
— Мы обязаны помочь.
— Пегги, блин…
— Нет, это ты слушай!
Она подошла и взяла меня за плечи, глядя в лицо. Впервые с момента нашего знакомства, вид моей раны не вызывал в ней страха или отвращения.
— Когда ты облил того недоросля из чана, я… Я думала ты мерзавец. Бесчестный подонок, готовый швырнуть в пекло любого, лишь бы выгоду поиметь. Но потом, в Хребте и позже с Коллином… Тот гвардейцец, которого ты ранил, Коллин думает, будто ты нарочно, чтобы аптекаря привести, панику поднять, ускользнуть. Но я видела твои глаза…
— Че ты, мать твою, несешь?
— Я ошибочно приняла тебя за подлеца и раскаиваюсь за это. Там где все мужчины кричат, ты молчишь, так где все молчат, ты кричишь. Ты чудак, странный, непонятный и отнюдь не приятный. Но ты единственный, кому хватает смелости ссать против ветра, не боясь брызг. То есть… Проклятье, я не оратор, я не ты, я не умею говорить красиво. Но… Если бы ты был сиром, я бы прямо здесь встала на колено и просила принять в оруженосцы, А хотя, знаешь, в пекло!
Брюнетка отлипла от меня и опустилась на колено. Я выпучил глаза, Серая закашлялась, а Коллина аж прорвало: