Трудные берега (Свежий ветер океана - 3)

Федоровский Евгений Петрович

Через несколько дней обещали вертолет. Мы упаковали в ящики образцы, отчистили от копоти котлы и ведра, собрали имущество. Как при переезде на новую квартиру, обнаружилась масса хлама, с которым было жаль расставаться. В личных вещах оказались,

к примеру, старые накомарники, самодельные ножички, разные безделушки, сделанные в ненастье из замысловатых корней, ремешки из казенной брезентовой тесьмы, кварцевые кристаллики для сувениров. Тяжело нести, а бросить жалко.

Вертолет, разумеется, вовремя не пришел. В тот день связь со Шлоссбергом, знавшим обстановку, держали сначала в семь утра, потом - в десять, четырнадцать, шестнадцать... А назавтра разыгралось осеннее ненастье: сеет, веет, крутит, мутит, сверху льет, снизу метет. Когда показалось солнышко, что-то у вертолета сломалось. Ждали запчасти из Владивостока.

И когда мы уже отчаялись дождаться и стали понемногу распаковывать вещи, прибыл вертолет...

Мы летели над восточными отрогами Джугджура и знали, что уже никогда не увидим ни этих печальных гор, ни рек с кипящей в проранах и трубах водой, ни лесов, где от аромата трав кружится голова и темными ночами светятся умершие деревья, ни свирепых и цепких капканов кедровника, который стреноживал нас, когда шли, и жарко горел в костре, согревая в холодные ночи. Сверху горы были как бы сдвинуты, приближены друг к другу, но мы-то по ним ходили и знали, как мучительно

далеко стоит одна вершина от другой.

Хребты вдруг оборвались, и показалось море. И близко и подальше от него мы разбивали свои лагеря. Иногда видели его лишь полоской на горизонте, когда поднимались на вершины. Далеко в море вдавался мыс Энкэн. Около него ютился в распадке крошечный поселок Кекра, где жили Боря Тараскин с женой и сыном, линейщики, монтеры, работники метеостанции, почты и сельсовета.

И какая-то необъяснимая печаль навалилась на нас. На галечном берегу, длинном и пустынном, кричали чайки. То там, то здесь всплывали любопытные нерпы, а мористее выплескивались и с шумом опускались, распластав серповидные поплавки, касатки. Глубоко и шумно дышало море, накатывая высокие белые волны...

У каждого, говорят, есть свой лес. У каждого есть свои горы, свои поля и степи. Так есть и свой берег. Этот мрачный охотский берег теперь был нашим. Признаки осеннего запустения еще больше подчеркивали тоску расставания. Да, на этом участке мы закончили разведку для геологической карты, и, кажется, нет причин возвращаться сюда. Но вдруг когда-нибудь понадобится более подробная карта? Или какой-нибудь шлих, затерявшийся в сотнях других, укажет на богатое месторождение? Тогда мы вернемся. Конечно же, вернемся, если снова позовет этот наш берег.

Наш трудный берег...