Трудный день факира в джинсах
Шрифт:
Новая мысль неожиданно приободрила его. Он резво, не по возрасту, побежал к своему «Запорожцу» и уехал в город.
Прищурив один глаз, Чалый, отец Емельки, смотрел в какой-то цилиндр на деревянной треноге. Справа, на затоптанной траве, копошилась согнутая тень Чалого. Когда солнце заслоняли тучи, она таяла, появляясь вновь, едва лучи прожигали в облаках отверстие.
Отец Емельки, прораб, работал на улице. От солнца и ветра крупное лицо Чалого стало замшевым.
Неожиданно в объективе возник сын Емельян.
— Сгинь, факир в джинсах! — махнул рукой Чалый, не отрываясь от цилиндра.
Голова в тюбетейке рванулась в сторону. Чалый услышал над ухом:
— Папа, а кто обещал мне показать нивелир?
— Не вовремя ты появился. Некогда мне.
— Но ты же обещал!
— Всякое серьезное дело следует начинать с утра. Сколько там сейчас? Десятый.
— Ну можно хотя бы в трубу посмотреть?
— Это как раз и есть нивелир, а не труба. Он помогает строителям находить горизонтальную плоскость, на которой будет строиться здание. Не мешай! Съезди-ка лучше за песком. Вон на том КрАЗе!
Емелька подошел к водителю.
— Папа велел мне поехать с вами за песком.
Шофер был одет в просторную куртку и темные брюки. Давно не стриженная голова напоминала куст перекати-поля. Водитель протирал ветровое стекло и, не отрываясь от своего занятия, гулким басом спросил:
— Кажется, мне послышался чей-то приказ?
Потом, взглянув из-под руки вниз, еще громче удивился:
— А-а-а! Ваше величество! Здрасте! Так что вы там повелели? За песком съездить? Извольте!.. А откуда у вашего величества такой пестрый свитер?
— Бабушка связала. Наглядное пособие по спектру. Смотрите!
Оттолкнувшись левой ногой, Емелька быстро закружился на правой.
— Ну как?
— Поразительно! Белый свитер!
— То-то же! — сказал Емелька, останавливаясь. — Еще немного, и я уговорю бабушку связать мне такие же брюки. Потом в каблук заделаю ролик, буду вращаться быстрее и вообще стану невидимкой.
— Фантазер ты, я вижу.
— Я не фантазер, я факир.
— А я просто дядя Митя, — представился водитель. — Редкое у тебя имя, — добавил он, хитровато улыбаясь.
— Это не имя, а прозвище. Меня в честь деда назвали Емельяном. А отец меня прозвал «факир в джинсах». Но прозвище мне больше нравится. Внимание!..
Емелька вытянул правую руку, разжал пальцы. На ладошке лежали три серых овальных камешка — галька. Он поочередно подбросил камешки, подхватил их и, подув на кулак, раскрыл пустую ладонь. Цапнув пальцами над собой воздух, снова подул на кулак и открыл его. Галька опять лежала на ладони.
— Молодец! С тобой, я вижу, не соскучишься! Ну что ж, лезь в кабину. Помочь?
— Не требуется. Сами с усами.
Емелька влез на высокую подножку, дернул на себя ручку. Дверь не шелохнулась.
— Не справиться, факир? — водитель толкнул дверь изнутри. Емелька проворно влез на мягкое пружинящее сиденье. Камешки один за другим полетели вверх. Почти не глядя, он ловил их и снова посылал вверх.
— Слушай, факир, может, не стоит ехать за песком? Ты это… — Шофер цапнул
— А что, годится! Только вот черпалка маловата. Моей ладонью до морковкиных заморозков придется черпать.
— Ну что же, мудро говоришь, мудро! Раз так, едем за песком.
КрАЗ угрюмо рычал и, казалось, не ехал, а прыгал с кочки на
кочку. Пахло соляркой, жалобно скулила плохо подогнанная деталь в кабине. Боковые стекла дядя Митя опустил, но в кабине все равно было душно. Духота назойливо липла к лицу, к спине, сушила язык и губы.
От нечего делать Емелька представил в своих руках рифленую баранку. Вообразил, как он ведет машину, а мимо, плавно покачиваясь, вместе с пятнистой толпой пешеходов, плывут забор Кировского завода, проходная, выгнутые, как антенны радара, здания на Комсомольской площади. Но вот внезапно кто-то сошел на проезжую часть метрах в пятнадцати от носа машины. Емелька крутанул баранку в сторону и с разгону въехал на тротуар, сбив светофор.
Он громко охнул, зажав глаза ладонью.
— Ты чего, факир? — услышал он испуганный голос шофера.
— Дядя Митя, а вдруг КрАЗ испортится и понесет его на столб или еще куда-нибудь?
— Напрасно так думаешь. КрАЗ- умная машина. Водитель не подкачает — и она не подведет.
— Один водитель подкачал, — вздохнул Емелька и хитро глянул на недоумевающего шофера.
Возле Красненького кладбища самосвал повернул направо.
— Дядя Митя, а что это за цветные горы?
— Это уголь на солнце разными цветами сверкает. ТЭЦ на зиму заготовила. А там дальше — склад песка, за которым нас послали. Его на баржах привозят, потом мощные насосы вместе с водой качают на берег. Вода уходит в канал, а песок остается.
КрАЗ встал в очередь за «Татрой». Экскаватор зубатой челюстью ловко поддевал гору песка, поворачивался к машине и, откинув днище, лавиной высыпал песок в машину. Железный гигант двигался быстро и вызывающе громко хохотал выхлопной трубой, словно ему щекотали живот. Неожиданно экскаватор протяжно заохал: «0-о-о-ох!
О-о-ох!» — будто собирался пуститься в пляс. Это машинист подавал сигналы, призывая самосвал подъехать еще ближе.
От первого ковша песка огромный КрАЗ испуганно ухнул, присел, словно изготовился к прыжку. Следующие порции еще ниже придавили самосвал, и он уже только раздраженно вздрагивал, недовольный тяжелой ношей.
Когда ехали обратно, груженая машина уже не прыгала, а тяжело переваливалась с боку на бок и рычала сильнее, чем пустая.
У стройплощадки водитель остановил самосвал.
— Выходи, факир, будешь показывать, куда мне пятиться, чтобы правильно высыпать груз. Сигналы, значит, такие: машешь рукой от себя — подаю самосвал назад, машешь на себя — еду вперед, влево рукой — подаю влево, вправо — значит, и я рулю вправо. Уразумел? Нацеливай! Свалим на место — облегчим работу строителей.
Емелька махнул рукой от себя. КрАЗ попятился, но не туда, куда надо, а на железобетонную ограду. Еще немного, и машина своротила бы ее. Емелька замахал рукой вправо. Самосвал послушно свернул вправо, но слишком круто, и едва не врезался в штабель плит. Емелька торопливо показал рукой влево, наконец остановил КрАЗ у места выгрузки. Вытер тюбетейкой вспотевшее лицо, извлек из кармана гальку. Пожонглировал, чтоб успокоиться.