Трудный выбор

Лайт Дайана

— Ну что, надоело капризничать? — раздался его голос.

Вероника замерла, когда он протянул к ней руки. Одно движение, и она оказалась на нем.

Найдя ее губы, он прильнул к ним долгим и страстным поцелуем, потом усадил ее на себя и одним резким движением овладел ею. Она застонала и замерла, и какое-то время ему пришлось слегка подбрасывать ее, пока она, подхватив ритм, не начала двигаться сама.

Но опыта у нее все еще было маловато, и он, видя, что она быстро устала, перекатился вместе с нею, оказавшись в обычном

и привычном для нее положении.

Каждый раз, когда они были вместе, она думала, что лучше этого уже и быть ничего не может, но нередко степень наслаждения вновь и вновь возрастала. Она пылко льнула к нему, из уст ее вырывались хриплые стоны, и вот по всему телу разлилась мучительно-сладостная радость свершения.

Потом, чуть отдышавшись, она притянула к себе его голову и впервые сама, по собственной инициативе поцеловала в губы. Нежность переполняла ее. Нежность и благодарность. А он сжимал ее в своих объятиях и еще долго целовал и ласкал.

Наконец, утомленные и пресыщенные, они задремали. Но и во сне он продолжал обнимать ее, и тепло его дыхания шевелило завиток волос на ее шее.

Неделя прошла с тех пор, как Матью перевели в отдельную палату. Когда Вероника впервые обнаружила это перемещение, она попыталась выяснить причину его перевода. Ей объяснили, что так распорядился Ралф Спенсер.

— А вы предпочли бы, чтобы ваш отец умирал в общей палате? — холодно спросил ее Ралф, когда она потребовала объяснений. — Разве последние свои дни он не проведет более достойно в отдельной палате?

Вот и еще один пункт, за который она должна быть ему благодарна. У нее уже целый ворох вещей, на приобретении которых он настоял. Когда придет время расставаться, решила она, надо будет с ним расплатиться, хотя бы в той мере, в какой это будет в тот момент для нее возможно.

Посещения больницы раз от разу становились все тягостнее, ибо Матью с каждым днем все более увядал, по крупице теряя последние жизненные силы. А в последний раз, когда она пришла к нему в понедельник, он лежал с кислородной трубкой в носу, уже не узнавал ее и почти все время, которое она провела с ним, находился в беспамятстве. Сердце ее разрывалось от боли.

Вероника не хотела уходить от него. Она отыскала телефон и позвонила Ралфу. Он взял трубку почти сразу же:

— Что случилось?

— Отец... — Объяснять она ничего не стала, да и не могла. — Я задержусь у него.

— Держите меня в курсе.

— Хорошо.

Она отключила связь и какое-то время стояла, невидящим взглядом уставясь на цветной настенный плакат.

Вероника уже несколько месяцев знала, что жить отцу оставалось немного, что он обречен, но оказалась совершенно не готовой к моменту, когда он действительно начнет умирать.

Она медленно повернулась, вошла в палату, села и взяла отца за руку.

В таком положении час спустя и нашел ее Ралф. Он привез бутерброды и оставался рядом с Вероникой до полуночи.

В полночь

Матью тихо отошел в мир иной.

Ралф вывел ее из палаты, обнял и тихонько погладил по голове.

Вероника не плакала, была в состоянии полной прострации. Через несколько минут она подняла голову и отступила от Ралфа на шаг.

— Со мной все в порядке.

С ней, конечно, далеко не все было в порядке. Лицо бледное, осунувшееся, а взгляд такой опустошенный, что Ралфу стало не по себе.

Покончив с формальностями, он посадил Веронику в машину и отвез домой. Там, наполнив ванну, он принес бутылку охлажденного вина и два бокала, после чего бережно раздел ее, разделся сам, взял ее на руки и вошел в воду. В воде он усадил ее спиной к себе.

— Вероника, дорогая моя, не хотите поговорить? — тихо спросил Ралф, касаясь губами ее волос.

Она отрицательно покачала головой, но в душе была благодарна ему за проявленную заботу.

Позже, осушенная большим полотенцем и уложенная в постель, она не протестовала, когда он обнял ее.

Следующие несколько недель были проникнуты каким-то не совсем естественным спокойствием. Вероника с головой ушла в работу. К ужину готовила сложные и изысканные кушанья, приготовление которых требовало много времени и усердия, но сама почти не ела. Ралф замечал бледность ее лица, потерю веса, и в один прекрасный день решил, что надо что-то предпринять. Он сделал несколько телефонных звонков и был дома еще до того, как она пришла из школы.

Вероника взглянула на него с тревожным удивлением.

— Вы что-то рано сегодня.

Она казалась такой хрупкой, слабой, совсем прозрачной, и он, засунув руки в карманы брюк, подавил желание тотчас заключить ее в свои объятия.

— На выходные мы летим на Тасманию [12] .

Глаза ее расширились.

— Вы шутите?

— Вовсе не шучу. Через час мы должны выехать в аэропорт.

— Но не можем же мы вот так, за секунду собраться и сразу же полететь.

— Нет, — протяжно проговорил он, — очень даже можем.

12

Тасмания — остров у юго-восточного берега Австралии.

Он уже поднимался по лестнице и не намерен был задерживаться. Ей ничего не оставалось, как последовать за ним, и раздражение возрастало в ней с каждой новой ступенькой, которую она преодолевала.

Но с ее раздражением он умел справляться. А вот что делать с этим бесчувственным состоянием, в котором она пребывала со дня смерти Матью?

Ралф нервничал. Не будучи уверен, что его затея удастся, он все же решил вести себя с Вероникой как обычно, то есть повелительно и напористо.

Они вошли в спальню, где стояло два портпледа, один уже упакованный, другой — пустой.