Трудодень

Хаймович Михаил

Иван Андреевич был начальником группы. В его подчинении находились восемь инженеров, научных работников и лаборантов. Большая часть из них была женского пола, и поэтому в большой комнате, в которой они все размещались, стоял постоянный гомон. Говорили о чем угодно, очень редко о работе. Оборвать этот шум можно было, только начальственно повысив голос, но этого хватало минут на 10, а затем постепенно комната наполнялась привычным шелестом женских голосов. Думать в таком шуме невозможно, но этого как раз давно уже никто и не пытался. Производственное назначение этих сотрудниц было непонятно никому, в том числе их непосредственному начальнику, Ивану Андреевичу. Не он их набирал в свою группу, для этого были другие службы и другие начальники. Про женскую часть института говорили, что у нас работают: ЛОРЫ, ДОРЫ, ЖОРЫ и СУКИ (любовницы ответственных работников, дочери ответственных работников, жены ответственных работников, случайно укомплектованные кадры). Среди этих случайных попадались и очень толковые, но редко. Они защищали диссертации, руководили научными коллективами, но их можно было по пальцам одной руки перечесть, а более половины кадрового состава НИИ были женщины. Их работа в обслуживающих подразделениях, в машинописном бюро, в зале ЭВМ, в копировальном отделе, библиотеке, в секретном отделе приносила огромную пользу, но ЖОРЫ, ДОРЫ, ЛОРЫ на такую работу не соглашались. В этих

подразделениях надо было работать, а жены да любовницы хотели в научных отделах на престижных должностях язычком почесывать. Институтская кадровая система обладала большой вязкостью. Каждый начальник и начальничек пытался, окружив себя людьми лично преданными, забраться повыше по карьерной лестнице, и лучшим способом для этого было помочь жене другого начальничка устроиться на инженерную должность в научном отделе. Самыми ценными людьми для помощи в трудоустройстве были кадровики. От них зависело, в какой момент, и какой приказ о назначении подсунуть начальнику, и если у вас не было хорошего знакомства на самом верху, годился для этой цели рядовой инспектор отдела кадров. Ивану Андреевичу повезло, таким инспектором сделался его одноклассник, Леня Рябушкин. Троечник в школе и институте, он быстро сообразил, где ему будет счастье. В научном отделе надо хоть что – то делать, чтобы пробиться. По крайне мере, нужно хоть красиво и складно говорить по теме, а это тоже не каждому дано. А в кадрах не говорить нужно, а слушать. Соизмеряя правильно просьбы от соискателей и указания начальства, можно больших высот достичь. Что Леня и доказал в последующие годы, сделавшись аж начальником пенсионного фонда города. А сейчас он помогал своим, подмахивал у начальства приказы на трудоустройство, Иван пользовался протекцией, и в его группе числились парочка жен весьма высокопоставленных личностей. Работу с них спросить было невозможно, да и какая научная работа от женщины с детьми и мужем начальником. Все силы на дом уходят. Зато через них можно было познакомиться с мужьями, которые могли и положительный отзыв на диссертацию написать, и потом, когда-нибудь, после окончания ВУЗа, дочку Ивана на работу к себе взять. Эта система, которую называли: «ты – мне, я – тебе», никто не считал зазорной. Вот если бы должности за деньги покупали, эта была бы взятка, но в советском оборонном НИИ такое было невозможно. Система эта, тем не менее, по сути, была коррупционной, становилась тормозом любого развития, вела в тупик. Иван Андреевич это знал, ему было неприятно, однако пользовался в своих целях, наравне со всеми. Не бороться же с тем, что на Руси веками устанавливалось? Пользоваться приходилось, иначе как можно было добиться в этом мире стабильного и благополучного существования, к чему, собственно говоря, все и стремились?

Иван Андреевич открыл свой «секретный» чемоданчик и открыл большую толстую тетрадь в прочном картонном переплете, которая называлась «план группы». Еще только придя молодым специалистом на предприятие, вожделел Иван Андреевич завладеть такой тетрадочкой. Она была символом к первой ступеньке власти, независимости (как ему тогда казалось) и высокой зарплате. Начальник группы – это как командир взвода, лейтенант в армии. Непосредственное руководство людьми, решение практических задач без абстрактных пустопорожних совещаний, которыми страдают большие начальники, Ивана это привлекало. С начальником группы советуются и крупные руководители, на все научные советы приглашают, но и от реальных дел можно не отрываться, иногда паяльником в плату с микросхемами ткнуть, на осциллографе интересную картинку посмотреть. А когда приходит тематическая премия, например, при сдаче изделия на вооружение, начальника группы никогда не забудут, он свою долю получит. Путь к должности начальника группы был тернист. Многие хотели попасть на это место, а мест было ограниченно. Расширять штат путем набора молодых специалистов, можно было только под какую – то новую тематику, нужно было придумать работу, которую раньше не делали. В 80-х годах страна уже начинала задыхаться от дефицита денег и товаров, большое начальство не поощряло таких инициатив. Ждать, пока освободиться место начальника уже существующей группы было бессмысленно. Они освобождались только по естественной убыли людей: на пенсию старались не уходить, умирали «у станка», а уже очередь на вакансию стояла, интриги, кляузы конкурентов, одним словом – мерзость. И единственный путь увидел Иван Андреевич – защита диссертации. Престижно, дополнительно к месячному окладу 50 рублей полагается, а главное, шансы на получение должности резко возрастают. Кандидатов в институте было не много, и почти все они занимали руководящие посты. Просто научными работниками оставались только чудики, не от мира сего, которые с людьми общаться не умели, да и не хотели. Ивану Андреевичу повезло, его начальник лаборатории был кандидат, а начальник отдела доктор наук, они не мешали поступать в аспирантуру, искать тему, а доктор даже согласился стать руководителем диссертации. Повезло, потому что если бы не такое совпадение, и кто -нибудь из начальства не имел бы научной степени, черта лысого его бы допустили до аспирантуры. Начальство было очень ревниво, и допустить, что кто-то из подчиненных раньше «остепениться», не могло. Тему Иван со своим начальником «высосали из пальца». Тематика работ отдела узкая, реальных научных проблем не было видно, и уже после защиты Иван Андреевич дал себе полный отчет в том, что вся эта работа нужна была только лично ему, написанная книга сначала покроется в секретном отделе толстым слоем пыли, а через десять лет будет сдана в архив или уничтожена за не надобностью. Но сама защита принесла свои плоды: поскольку Иван Андреевич проявлял умеренный карьеризм, вступил в КПСС и даже побыл комсомольским секретарем первичной ячейки (не освобожденным от основной работы), начальство сочло возможным создать для него новую группу, поручив разрабатывать ту же тему, которой была посвящена диссертация. То есть тему пустую, не нужную никому, кроме самого Ивана Андреевича и его непосредственного начальства. Когда нужно было существование этой темы оправдать, сам Иван, и его коллеги, приводили множество вполне убедительных аргументов ее необходимости, подтверждали свои выводы расчетами на ЭВМ, выглядело для больших начальников внушительно. Но беда была в том, что Иван Андреевич не видел в этой работе никакого практического смысла, а работал он в институте, создающем оружие, и практический смысл просто обязан был быть. Поэтому, когда улеглась первая радость от достижения цели, через полгода после назначения начальником группы Иван Андреевич впал в тоску и уныние.

И сейчас, разворачивая заветную тетрадку «план группы», Иван с тоской смотрел на своих прихорашивающихся сотрудниц, которые мило щебетали свои женские сплетни, одновременно накрашивая ресницы, подводя глаза и подпиливая ногти. План, который Иван сам должен был ежеквартально составлять, утверждать у начальства, а потом сам исполнять и отчитываться имел сакральное значение. Невыполнение плана грозило лишением премии всей группе, а может быть и лаборатории. За перевыполнение можно было попасть на доску почета института и получить повышенную премию.

При этом планировались работы

научные, например, выпуск научной статьи, оформление заявки на изобретение, написание научного отчета. Все вокруг понимали, что от выполнения такого плана в «народном хозяйстве» ничего не изменится, но начальство строго следило, чтобы выполняли и отчитывались. Для счастливой жизни в таких условиях нужно было правильно составлять план, и Иван быстро научился это делать. В план нужно всегда записывать работы уже почти оконченные, или даже вовсе оконченные, тогда всегда можно досрочно отчитаться об их выполнении. А в текущем квартале формировать задел на следующий. Начальство все эти уловки знало, само такие же планы писало для высшего начальства. Ивану вся эта игра быстро надоела, но прекратить ее он не мог, не уходить же было в научные сотрудники на меньшую зарплату.

Шепот сотрудниц постепенно стих, маникюрные принадлежности и косметика убраны, все открыли рабочие тетради и стали усиленно что – то писать или читать. Ивану Андреевичу стало тоскливо и захотелось курить.

«Посмотрите за чемоданом» – бросил он сотрудникам и вышел в коридор.

Вообще оставлять свой секретный чемодан без присмотра было строго запрещено, но укладывать его в сейф, опечатывать, или сдавать в секретный отдел было лень. По дороге в курилку Иван столкнулся со своим непосредственным начальником Алексеем Петровичем Птицыным. Борода всклочена, лицо красное и глаза сердитые.

«Представляешь – говорит он, здороваясь за руку – подхожу к Главному конструктору в коридоре с просьбой подписать программу испытаний, которую ты написал, а он на меня: что я вам, мальчик в коридоре разговаривать! Запишитесь к секретарю. Отчитал меня как школьника!»

«Да ладно, мало что ли он на подчиненных матом орал что ли? Не берите близко к сердцу» – сказал Иван.

На самом деле Главный, как впрочем, и многие другие начальники, с подчиненными вел себя как хам трамвайный. Он орал на всех без разбора и по любому поводу, и почти все с этим смирились. Рассказывали, правда, об одном начальнике средней руки, который при очередной истерике взял со стола Главного чернильницу и шваркнул ее об стену. И вроде были они с Главным наедине, но чернильное пятно долго не сходило со стены, как его не счищали. Говорят, после этого случаю именно с этим починенным Главный был исключительно вежлив, а потом сделал его своим заместителем.

Перекур закончился, и Иван Андреевич поплелся к себе в комнату. Дверь в одну из рабочих комнат была открыта, как всегда, и Иван заглянул в нее по привычке. Каждый день он наблюдал одну и ту же картину. Лауреат Ленинской премии Петров стоял в обычной позе лицом к окну, перекатываясь с пятки на носок. Лицо его выражало полную безмятежность, руки заложены за спину. В этой позе он простоять часами, да он и стоял так уже лет 10-15, не меньше. В свое время, лет 25 назад, Петров участвовал в разработке генератора сверхсильных магнитных полей, сделал одно изобретение и был включен в группу соискателей премии. Ее присуждение сильно отразилось на судьбе Петрова. С этих пор он совершенно перестал что – либо делать, и никто из начальства не мог его заставить работать. Магическая сила Ленинской премии делала Петрова неуязвимым. С годами лень и самомнение довели его до полного разложения. Он каждый день ходил на работу, причем четко по времени, не опаздывая утром и не задерживаясь вечером. По имени Петрова никто за глаза не звал: кличка «лауреат» прочно за ним закрепилась. Весь день он стоял у окна, как истукан, а для того, чтобы его вид не раздражал других сотрудников, ему дали комнату на двоих, а в соседи дали Лешу Раскова. Тоже был уникум. Закончил МФТИ, лучший технический ВУЗ страны того времени, с красным дипломом. Этот отличник был абсолютно бесплоден! Ему поручили рассчитывать к каждому эксперименту пояс Роговского для измерения тока. Формула была проста и доступна пониманию студента физика 1 курса. Нужно было просто подставлять численные данные в формулу и определять коэффициент передачи тока, эта работа занимала 10 минут максимум. Таких расчетов было у Леши 3-4 в неделю, другой работы ему доверить было нельзя, он мог ошибиться. Остальное время Леша читал газеты, за которыми ходил в научную библиотеку. Так он с Петровым и работал дружно, никто никого не раздражал: один стоял и покачивался, второй читал газету, подперев голову руками, опертыми на стол. Удивительно, но оба были не женаты, хотя Петрову было за 50, а Леше лет 35.

Убедившись, что его коллеги заняты привычным делом, Иван пошел к себе.

Когда он вошел, всея комната гудела женскими голосами. Обсуждались вопросы нехватки денег, очередей в магазинах, кормления детей и их оценок в школе. Все сразу притихли, испугавшись, что пришло большое начальство, но тут же разговор вспыхнул вновь – вошел свой, родной, при нем можно.

Работать в такой обстановке было невозможно, да Иван и не хотел. Да и какая могла быть работа! Смысла в ней не было никакого: результаты научного характера нельзя было опубликовать, потому что все засекречивалось, разработки военного назначения требовали огромных средств для их внедрения, и средств у государства уже не хватало. Страна не находилась в состоянии войны, а 80% усыхающего бюджета тратилось на оборону. Но советские 80% в денежном выражении составляли 10% от аналогичного американского бюджета, а это сильно раздражало руководителей. В результате научные институты оборонной промышленности, в которые традиционно вербовались лучшие выпускники ведущих ВУЗов страны, превратились в богадельни…

Время было 11 утра, до обеда оставалось минут сорок. Чтобы чем – то себя занять, Иван Андреевич раскрыл свежий номер ЖЭТФ (журнал экспериментальной и теоретической физики), и попытался прочитать статью, посвященную излучениям при соударении металлических тел.

С трудом продираясь через нагромождение формул, уже в который раз Иван поймал себя на мысли: все эти статьи пишут люди закомплексованные, не уверенные в себе, а все эти выверты со специальным терминами, мутными формулировками, якобы подтвержденными всякими дивергенциями с роторами, призваны только придать весу и солидности своему труду. На самом деле любое реальное достижение в науке и технике может быть описано простым доступным языком, так что и школьник или студент все поймет. Этому масса примеров, восхищение Ивана вызывали книги и статьи Я. Зельдовича, а также статьи американских коллег по его тематике.

Ближе к обеденному времени комната сосредоточилась около выходной двери. Радио было включено погромче, чтобы за женской трескотней не пропустить сигналы точного времени. С первым долгожданным радио пиком, означающем, что 12 часов дня все – таки наступило, дверь комнаты распахивается и народ устремляется в столовую. Она расположена в соседнем здании, на улице холодно, но большинство мужчин бежит без пальто и шапок. Некогда раздеваться и сдавать одежду в гардероб! Нужно еще успеть сыграть партию в шахматы или «забить козла». Женщины как правило одеты, идут не спеша, выступают, как павы. Их задача не тропиться, а произвести впечатление на окружающих, причем скорее на женщин, чем на мужчин. Мужчины, по крайней мере, активная часть, сейчас заняты другой задачей – занять очередь, быстро смолотить обед и к игровому столу! Среди них, правда, есть большие хитрецы. Они вообще на обед не бегут, а сразу начинают шахматные баталии, а когда обед закончиться, они тихонько улизнут в столовую, и пообедают с другим отделом. Ведь обеденное время смещено для каждого отдела, чтобы в столовой не скапливалось большой очереди.