Труды и дни мистера Норриса
Шрифт:
Расставался он с нами в удивительно приподнятом состоянии духа. Можно было подумать, что это нам нужна его поддержка, а не наоборот.
— Держись, Вилли. И ни о чем не беспокойся… Будет и на нашей улице праздник.
— Конечно, будет. До свидания, Отто. Удачи тебе.
— До свидания.
Мы стояли у окна в моей комнате и смотрели, как он уходит. Фройляйн Шрёдер принялась шмыгать носом:
— Бедный мальчик… Как вы думаете, герр Брэдшоу, есть у него шанс? Я ведь теперь всю ночь не усну, честное слово, он у меня просто из головы не идет. Как будто он мне сын родной.
Отто обернулся один раз, беспечно махнул рукой и улыбнулся. Потом сунул руки в карманы, втянул голову в плечи
Больше я не видел его и ни разу о нем не слышал.
Три недели спустя я вернулся в Англию.
Я прожил в Лондоне около месяца, потом ко мне заглянула Хелен Пратт. Она вернулась из Берлина за день до этого, на вершине успеха: опубликовав целую серию язвительных статей, она добилась того, что продажа ее газеты по всей Германии была запрещена. Ей уже предложили куда более выгодную работу в Америке. И через две недели она отправится морем покорять Нью-Йорк.
Жизненная энергия, успех и свежие новости били из нее ключом. Нацистская революция положительно пошла ей на пользу. Если послушать ее, можно было подумать, что она по меньшей мере два месяца пряталась в рабочем столе у доктора Геббельса или у Гитлера под кроватью. Каждый приватный разговор, каждый скандал были ведомы ей во всех подробностях. Она знала, что Шахт [60] сказал Норману, что фон Папен сказал Мейсснеру, [61] что в ближайшем будущем Шляйхер, вероятнее всего, скажет кронпринцу. Она знала сумму чеков Тиссена. [62] Она была полна наиновейшими историями о Реме, о Хайнсе, о Геринге и его мундирах. «Бог ты мой, Билл, какая же все это афера!» Говорила она несколько часов кряду.
60
Президент рейхсбанка.
61
Доверенное лицо Гинденбурга.
62
Один из крупнейших германских промышленников, финансировал деятельность НСДАП и выполнял роль посредника в налаживании контактов между финансово-промышленными кругами и Гитлером.
Утомившись наконец от злодеяний великих мира сего, она перешла к более мелкой сошке:
— Ты, наверное, все уже слышал о деле Прегница, а?
— Нет. Ни единого слова.
— Господи, да ты совсем отстал от жизни! — представилась возможность рассказать еще одну историю, и Хелен просияла. — Это же случилось где-то через неделю после того, как ты уехал, не больше. В газетах, конечно, язык держали за зубами. Но у меня есть приятель в «Нью-Йорк геральд», он-то мне и выложил все самое вкусненькое.
Однако в данном случае самое вкусненькое оказалось все-таки не у Хелен. Она, естественно, не могла многого знать о Ван Хорне. Меня так и подмывало достроить недостающие в ее сюжете звенья или, по крайней мере, дать ей понять, что я о таковых знаю. И слава богу, что я все-таки этому искушению не поддался. Новости ей можно было доверять примерно столько же, сколько кошке блюдце с молоком. А находчивый коллега Хелен и впрямь поразил меня тем, сколько он всего умудрился накопать на свой собственный страх и риск.
Полиция, судя по всему, держала Куно под наблюдением со времен его визита в Швейцарию. Терпение у них было и в самом деле потрясающее,
В тот же день они пришли к нему на квартиру, чтобы его арестовать. Куно не было дома, он выехал попить с приятелем чаю. Его слуге как раз хватило времени, чтобы передать ему по телефону условный сигнал, прежде чем сыщики вломились в дом. Куно, должно быть, совсем потерял голову. Он сделал худшее, что только можно было придумать: взял такси и поехал на вокзал Цоо. Тамошние агенты в штатском сразу же его опознали. Им еще утром дали на него ориентировку, а уж чтобы спутать с кем-нибудь Куно, нужно было очень постараться. Они поступили довольно жестоко, позволив ему купить билет на ближайший поезд; поезд оказался до Франкфурта-на-Одере. Он стал подниматься по лестнице на платформу, и тут двое детективов пошли к нему сверху, чтобы его арестовать; он, однако, был к этому готов и метнулся обратно, вниз. Все выходы, естественно, были перекрыты. Преследователи потеряли Куно в толпе; потом снова заметили, когда он пробежал через вращающиеся двери в общественный туалет. Пока они прокладывали себе дорогу через толпу, он уже успел запереться в одной из кабинок. («В газетах, — с издевкой сказала Хелен, — ее превратили в телефонную будку».) Детективы велели ему выходить. Он не ответил. В конце концов им пришлось очистить заведение от посетителей, а потом они приготовились взломать дверь. И в этот момент Куно выстрелил в себя.
— Он даже и этого не сумел сделать по-человечески, — добавила Хелен. — Промахнулся. Едва не вышиб себе глаз; кровь из него хлестала, как из свиньи. Им пришлось везти его в госпиталь и уже там окончательно его прикончить.
— Вот бедолага.
Хелен глянула на меня с интересом:
— А ябы сказала, что туда ему и дорога.
— Видишь ли, — признался я ей извиняющимся тоном, — я был с ним знаком, не то чтобы очень уж близко…
— Ну умереть не встать! Правда? Тогда извини. Хотя, должна тебе сказать, Билл, ты парень, в общем, ничего, но вот друзья у тебя какие-то странные. Что ж, тогда тебе, наверное, это будет интересно. Ты, конечно, знал, что Прегниц педик?
— По правде говоря, подозревал что-нибудь в этом роде.
— Так вот, мой приятель докопался до причин того, почему Прегниц вообще оказался замешан в эту историю с продажей государственных тайн. Ему, видишь ли, срочно понадобились наличные, потому что его начали шантажировать. И как бы ты думал, кто занимался шантажом? Не кто иной, как секретарь другого твоего милейшего приятеля, Харриса.
— Норриса?
— Ага, точно. Короче говоря, этот его разлюбезный секретарь вроде бы… как, кстати, его– то фамилия?
— Шмидт.
— Да иди ты? Вот уж, право. Как раз к нему подходит… Так вот, к Шмидту в руки попала целая пачка писем, которые Прегниц писал какому-то юнцу. Бог его знает, где он их достал. Весьма, должно быть, забавные были письма, если Прегниц был готов рискнуть шкурой, чтобы только их выкупить. Мне бы такое даже и в голову не пришло. Раз уж ввязался в драку — держи удар. Но у всей этой публики смелости ни на грош…