Трупный синод
Шрифт:
Герцогиня незамедлительно забилась в истерике. Как они могли забыть про этого неугомонного фриульца, который так же, как и Арнульф, делит с ее сыном одну корону, с той только разницей, что не императорскую, а королевскую! Чуть ли не в слезах Агельтруда бросилась ко дворцу маркграфа Адальберта. Тот встретил ее в гостиной вместе с Теодорой. В любой другой момент Агельтруда непременно обратила бы внимание на столь пикантную подробность, но именно сейчас ей было совершенно не до того. Она видела только рушившиеся на глазах планы сполетского двора.
– Через семь дней фриулец намеревается быть в Риме! Слышите, через семь дней! И уж будьте уверены, он сделает все, чтобы разрушить
– Если Стефан, разумеется, только с Божьего соизволения, стал бы понтификом, в его планы не входило бы подтверждение королевского статуса Беренгария? – осведомилась Теодора.
– Никоим образом. Королем Италии является мой сын. Теперь вы понимаете, какой абсурд устроил этот старый девственник Формоз?!
– Формоз раздаривал императорские короны, а его предшественник и воспитанник библиотекаря Стефан – королевские. И сначала в Италии появился второй король, которым, усилиями Стефана51, стал, если не ошибаюсь, ваш муж.
– Я смотрю, вы очень хорошо знаете историю нашей семьи, милочка, – герцогиня уже с нескрываемой ненавистью взглянула на Теодору. Гречанка стойко выдержала ее обжигающий взгляд, а уголками губ даже позволила себе состроить насмешливую гримасу. В покоях Адальберта она не боялась уже ровным счетом никого.
Адальберт видел, что ситуация стала предгрозовой. Необходимо было срочно вмешаться:
– Благородные донны, самое худшее сейчас – начать ссориться между собой. Ситуация не терпит отлагательств. Что можно предпринять?
Теодора первой взяла себя в руки:
– Я так понимаю, Беренгария можно склонить на свою сторону только ценой немедленных уступок, – произнесла она, пристально глядя на герцогиню. Та все еще пребывала в плену своих чувств.
– Да, Арнульф считает его своим союзником и частенько заступался за него, но союзник этот, между нами, не очень надежный, – ответил ей Адальберт. Окинув взглядом двух волчиц, не отводящих друг от друга злых глаз, он с видимой невозмутимостью продолжил:
– К тому же, по сплетням недавно прибывших пилигримов, Арнульф, по наущению своих придворных и в отместку за пассивное пребывание Беренгария в Риме этой весной, устроил западню для фриульца, и если бы того вовремя не предупредили, одной проблемой бы у нас сейчас стало меньше. Если эти слухи правдивы, в отношениях между Арнульфом и Беренгарием теперь больше страха, чем доверия.
– Молю Господа, чтобы это было правдой, – Адальберту по-прежнему отвечала только Теодора, – В любом случае, у Беренгария есть одно отличие от Арнульфа. Он, не менее трезво оценивая свои силы, не претендует на всю Италию, не претендует на корону цезаря. Так?
– Совершенно верно. Сейчас не претендует, – Адальберт сделал особое ударение на слове «сейчас»
– Когда есть риск потерять все, лучше пожертвовать частью. С Беренгарием необходимо срочно договориться, – сказала Теодора, все так же не отводя глаз от Агельтруды.
– Как это сделать? И где? Беренгария лучше не допускать к Риму, чтобы не давать ему дополнительных козырей для торговли.
– Никто не сделает это лучше, быстрее, весомее …. и не в римских стенах…. чем ваш сын, император Ламберт, герцогиня….
В ответ опять молчание.
– На празднике по случаю понтификата Бонифация, да упокоит Господь его грешную душу, – лицемерная преступница не забыла перекреститься, – я видела Гизелу, дочь Беренгария, и, по-моему, ваш сын находит ее общество вполне приятным. Какой прекрасный случай объединить два юных сердца и бескровно сократить число итальянских королей! Не
Агельтруда вышла из оцепенения. Мысленно зачислив Теодору в список врагов, с которыми она непременно расправится после своей победы в Риме, герцогиня приторно сладко улыбнулась гречанке:
– Вы, как всегда, нашли мудрое решение, Теодора.
Адальберт умиротворенно вздохнул, по обыкновению закатив вверх глаза. Гроза на сей раз миновала.
Эпизод 7.
1650-й год с даты основания Рима, 10-й год правления базилевса Льва Мудрого, 5-й год правления франкского императора Ламберта (10 мая 896 года от Рождества Христова)
Италия…Вы когда-нибудь бывали в мае в Италии? А вообще там когда-нибудь бывали? Если нет, спешите скорее сюда, спешите как на свидание с любимой женщиной, спешите, ибо эта страна действительно влюбляет в себя сразу и навсегда. Приезжайте – и зимой, и летом, приезжайте – Италия в любое время года найдет способ вас очаровать. Но в мае, в мае она вас просто опьянит, сведет с ума, вы будете плакать, покидая ее, и никто, поверьте, не сочтет ваши слезы малодушной и сентиментальной глупостью. До конца дней своих, в минуты, когда вы будете просить свою память вернуться в самые счастливые моменты вашей жизни, вы непременно вспомните это буйное торжество весны, когда сам воздух этого благословенного края напоен радостью бытия. Вдыхая этот воздух, вновь верит в свои новые солнечные дни согнувшийся под грузом прожитых лет старец, ободряется и жаждет новых испытаний честолюбивый и амбициозный мужчина средних лет, которого заставили на какое-то время невольно упасть духом бытовые неурядицы. Для шестнадцатилетнего же юнца этот воздух, это задорное солнце, эти ароматы разгульной весны многоголосо и цветисто поют гимн его надеждам, его молодости, его открытому для любви сердцу. В такие дни воздаешь хвалу Господу за одно свое существование в этом мире, все суетные проблемы отступают на второй план, и нет ничего невозможного для человека крепкой веры и честной души.
Особенно, если тебе действительно всего лишь шестнадцать, и в эти свои шестнадцать лет ты – о, какой чудесный и справедливый выбор Небес! – ты итальянский король и император Западного мира. Ламберт Сполетский имел все основания считать себя баловнем судьбы, благосклонно одаривавшей его с самого момента его рождения. Он родился в семье одного из могущественнейших людей Европы, и ему не было еще и двенадцати, когда его отец Гвидо добился для себя и для него королевской и императорской короны. Но какой же рассудительный и спокойный необходимо было иметь разум, чтобы, в отличие от столь же удачливых сверстников, в разное время державших скипетр и носивших корону, тратить свой драгоценный досуг на постижение угодных Богу и Церкви наук, а также совершать утомительные разъезды по городам и замкам страны, которую, волей Господа, ему однажды предстояло бы единолично возглавить. И ведь это действительно совершал человек, чей возраст в наше время считается совершенно детским, на которого в наше время не распространяются еще избирательные права, не распространяется уголовная ответственность и воинская обязанность! А Ламберту волею судеб уже приходилось и обнажать меч, и вершить горький суд, принимая на себя ответственность за чужие судьбы и отнимая, увы – увы, чужие жизни. Конечно, его окружали советами и защитой ближайшие родственники и челядь, но уже давно последнее слово оставалось за ним и только мать его, Агельтруда, по-прежнему сохраняла на сына огромное влияние.