Трупоукладчик

Валяев Сергей

— …так вождь и говорит: вон в кустах попугай, кто в него попадет, тот живет, а кто мимо — того ам-ам, — повествовал Котэ. — Первым вышел англичанин, дерябнул виски, ба-бах! Мимо! Ам-ам! Вторым — француз, заглотил бурбончику, ба-бах! Мимо! Ам-ам! Тут выходит наш Ваня. Бутылку водки, говорит. Хлоп на халяву. Еще, говорит, пузырь. Кирнул в усладу. Еще, говорит, «мерзавчика» бы? Клюкнул. За ружье — ба-бах! Попугай в кустах кувырк. Вождь дивится: после трех бутылок и попал, ай, да Ваня! А тот: а ч-ч-чего не попасть — четыре ствола и все небо в попугаях!

Да,

сейчас на экзотических островах в океане хорошо. Все небо в попугаях. И много-много диких людоедов, с которыми можно договориться. В принципе. После трех литров родной. А вот как договориться с отечественными цивилизованными людоедами во фраках и смокингах, не понимающими никакого языка, даже тарабарского? Единственное, что хорошо понимают, — ствол «Стечкина» у виска.

Так что проблем с нашими «птичками» много. Их куда больше, чем на океанских островах. И поэтому экзотический рай подождет. Вместе с попугаями и форсистыми гурманами жареной человечинки.

Меж тем наш путь заканчивался у стен дома эпохи сталинской гигантомании. Я знал, что здесь жила знакомая Панина — Лада и её бабушка Елена Максимовна. Мы как-то встречались, и отношение ко мне со стороны маленького женского коллектива было самое положительное. В чем однажды признался Панин. Я не удивился — мой образ светел и чист в глазах общественности, если только не знать, чем занимаюсь. Иногда. В чем-то моя работа похожа на труд дачника, укладывающего картофельные тельца в лунки. Он укладывает — и я укладываю.

— А кому третий букет? — насторожился я, выбираясь из машины. — Лада и баба Елена — это два.

— А ты считать умеешь, — захотали друзья. — Сюрприз тебе, Алекс.

— Знаю ваши сюрпризы, — бурчал я, идя за товарищами. — Опять из меня делаете чебурашку?

Почему-то мои спутники считали, что холостяцкая жизнь вредит — вредит моему характеру. И при любом удобном случае пытались познакомить с разными дамочками. Обычно это были многоопытные манерные стервочки, мечтающие закаблучить мужичка, и я, понимая это, вел с ними крайне агрессивно. Если что, так сразу вытаскивал свой любимый и холеный… «Стечкин». Шутка, но и не совсем шутка. Терять свободу и ради чего?

Друзья прекрасно знали мой страх перед прекрасными исчадиями ада, и поэтому издевались, как могли.

После того, как услышал, что меня ждет «сюрприз», то хотел бежать без оглядки, да поздно — пришли.

Встреча соответствовала весенней погоде. Была радостно-солнечной и волнующей. Пахло пирогами с грибами, рябиновой настойкой и прочими приятными ароматами дома. Не хватало лишь детского визга. Для полного счастья.

Дверь открыла Лада, повзрослела за зиму. Девушка по-родственному чмокнула меня в плохо бритую щечку, клюнула Котэ в его орлиный шнобель, а с Николашей заворковала голубкой. Что такое? Какая может быть любовь, когда идет невидимая война? И так хочется жрать.

И я отправился на кухню. С букетом роз. Увидев меня, Елена Максимовна всплеснула руками:

— Сынок, как

ты обхудел!

— Меняю цветы на пирожок, — сказал я. — Поздравляю, тетя Елена, в вашем лице, так сказать…

— Сашенька, это все пустое, — отмахнулась Елена Максимовна. — Есть повод чикалдыкнуть, — щелкнула себя в подбородок. — Да закусить добре.

— Чувствую влияние улицы, — хмыкнул я.

— Но тебе, Саша, только закусить, — предупредили меня. — Все это надо съесть. — И я увидел несколько корзинок с пирогами.

— О, да тут на целый полк! — воскликнул я.

Полк незамедлительно явился на вопль. В лице боевых друзей, а также Лады и… ещё одной девушки. Мне незнакомой.

В ходе последующей суеты выяснилось, что прекрасную незнакомку зовут Маргарита. Она двоюродная сестра Лады со стороны троюродного брата, который, в свою очередь… ну и так далее. Что и говорить, ветвистое гносеологическое дерево, пустившее первые корни в благодатном Краснодарском крае.

Рита — журналистка. Вернее, пока учится в университете. Что само по себе замечательно: будет кому сочинить очерк о героических буднях гвардии рядовых и самых скромных граждан своего многострадального отечества.

С шутками да прибаутками сели за стол. Праздничный стол ломился от всевозможных яств, если выражаться суконным языком бытописца ХIХ века. Холмы из пирогов утверждали, что реформы в нашей стране приказали долго жить и народ мужественно переносит трудности переходного периода.

На мой взгляд, «женский» день придуман таки мужчинами: когда ещё можно так нализаться и обожраться?! Да ещё по такому благородному поводу: в честь прекрасных дам-с! В этом смысле тетя Лена абсолютно права: чикалдыкнуть да закусить. Что может быть приятнее в приятном обществе?

— Мальчики ухаживают за девочками, девочки наливают мальчикам, клекотал тамада Котэ-Кото. — Предупреждаю: Алексу только минеральную, пусть укрепляет нервную систему.

— Детки, вы налегайте, налегайте на пироги, — хлопотала Елена Максимовна, — тут калориев на всех…

Панин и Лада молчали, однако переглядывались, как весенние кот и кошечка. Маргарита, выполняя указание тамады, поставила перед моим носом фужер с минеральной водой, где плавали пузырики с полезным для организма кальцием. Кажется, девушка была в курсе того, что мое здоровье было подорвано.

— Калбатоно Лена, за вас! — предложил тост неутомимый Котэ. — Ладо, Марго, будьте, как ваша бабушка. Она боевая, молодая, любвеобильная. Не побоюсь этого слова!

Словом, праздник зашагал по независимому государству в сорок четыре жилых квадратных метров. Холмы пирогов стали таять на глазах, как айсберги в океане. Рябиновая настойка дурно подействовала на тамаду, он зарапортовался и принялся читать стихи. После таких строчек: «Понукая лошадку марксизма, Мы теперь хворостим коммунизм. Знать, довел нас до мук пароксизма Догматический наш плюрализм», — Кото лишили почетного звания тамады и уложили спать в укромном местечке.