Шрифт:
Самого маленького муравья в огромной семье ткачей звали Ти. Он пошёл в папу с мамой, только чуть рыжей многочисленных родственников, из-за чего все его звали Рыжиком.
Говорят, прадед Ти тоже был рыж и настолько отважен, что грозным криком: «Укушу!» – обращал в бегство полчища букашек, тучи козявок и жучков. Они с ужасом порскали в стороны: «Укусит, укусит, укусит…» Быть может, вы помните, как однажды ему пришлось даже оседлать и укротить гусеницу, чтобы вернуться домой до захода солнца. Об
Я же расскажу о том, как самый маленький муравей полюбил Ию. Его любовь не была бы особенной, необыкновенной, какой ни у кого и никогда не случалось, если бы не братец До.
Муравьи-ткачи вили гнёзда, похожие на большие зелёные шары. Самые крупные и сильные работники могли свести и подолгу удерживать целые веточки, пока портные сшивали листья. А внутри домиков всегда было чисто, свежо и уютно.
– Не вздумай выходить наружу без присмотра, – однажды тёмной претёмной ночью сказал братец До. Обрезал несколько нитей в полу и отогнул уголок листка. – Посмотри на реку.
– Водяные светлячки! – обрадовался Ти.
– Тише! – зашипел братец. Ловко вскарабкался к потолку и приоткрыл кусочек неба. Запрокинув голову, спросил: – Теперь понял?
– Нет.
– Как нет? – изумился До. – Это же звёздный король львов! Самое злобное существо.
– Из светлячков?
– Да нет же, – братец быстро сбежал вниз. Затравленно оглянулся, прижимая передние лапки к груди, и повторил: – Король львов. Кровожадное созвездие. Всю ночь высматривает добычу, а днём нападает.
– Как?
– В реке превращается в рыбу-брызгуна. Глаза большущие, жадные. Набирает за щеки столько воды, что становится похожим на луну. Выпрыгивает и смывает нас в реку могучей струёй. Потом ням-ням-ням.
– Ой, – выдохнул Ти и подтянул одеяльце из травинки до подбородка.
– Это ещё что, – пообещал братец. – В песке он устраивает ловушки, в которые падаешь прямо…
– На колючки?
– В гигантские жвала. Уродливый муравьиный лев хватает тебя и впрыскивает раскалённый яд.
– Не буду спускаться на землю, – заверил Ти. – Никогда-никогда.
Заметив, как он подтягивает одеяльце выше, До зашептал, дрожа усиками: – Ууу, не поможет.
– Почему?
– Он же звёздный, живёт на небе. Соображаешь?
– Нет.
– Эх ты, мелюзга. Летать он умеет. Сшиваешь себе беззаботно листочки. А лев фыррр, на лету клювом цап и ням-ням. Хотя ты маленький. Хватит и одного няма.
– К маме хочу.
– Тише! Король львов услышит, – предупредил братец, хихикнул и прыгнул в кровать. Через минуту он уже сладко сопел.
С того дня у Ти ужасно болели лапки – так он хотел шить, стать настоящим ткачом, но выйти боялся. Долгими ночами муравьишка смотрел в щель на отражение в воде
Теперь Ти никогда не покидал домика, за что получил обидное прозвище Трусишка. Но всегда помогал: принимал зёрна, что приносили фуражиры, в одиночку перехватывал неподъёмные былинки. Нянчился с малышами, чинил хатку и снова бежал к входу.
Он должен брать самое тяжёлое. Он должен выматываться так, чтобы падать от изнеможения, чтобы было плевать на злого льва, который терпеливо выжидал его – маленького Ти.
Иногда он нарочно распускал швы там, где не могли увидеть, и тут же чинил, делая крепче, чем было. Вскоре Ти осмелел. Ползал по всему дому и подгонял листья так ладно, что лучшие мастера поглядывали друг на друга недобро: всяк норовил забрать Ти в свою бригаду. Но никакие уговоры на него не действовали. За порог ни шагу!
Вам приходилось когда-нибудь срываться с ветки дерева, выросшего до самого неба? Не раз, не два падать, а бесконечно? Нет?! – и не надо. Это очень необычное ощущение, когда от вас не зависит ничего. Рвёшься, дрыгаешь лапками, только разве ухватишь «ничто»? Устав сражаться с пустотой, летишь дальше притихший и ошеломлённый, всхватывая ртом воздух. Именно так почувствовал себя Ти, увидев, как парит на ветру, оседлав листик, чужестранка Ия.
Она управляла полётом с помощью шёлковых вожжей. Описав пируэт, гикнула и понеслась прямо на него. Кто-то завопил:
– Берегись!
Муравьишка изо всех сил дёрнулся. Даже вскрикнул от натуги. Оказалось, что едва пошевелился, и не вскрикнул – еле слышно просипел. Тут же в него вдарило, бросило в темноту. И всё.
А потом из-за края листа появилась её чудесная головка. Тихий голосок от тревоги подрагивал, будто травинка на ветру:
– Ты как?
Трусишка Ти попытался ответит бодро:
– Семь.
– Семь? – удивилась незнакомка.
– Больше?! – ужаснулся Ти.
– Пусть будет семь, – быстро согласилась она. – А что ты считал?
– Сколько падаю. Выдох – раз, ещё выдох – два, потом ещё выдох – три…
– Поняла-поняла, – отмахнулась летунья. – Помочь встать?
– А мы уже упали?
– Ага.
– Странно, – Трусишка Ти описал глазами круг, – я всё ещё падаю. И дышать тяжело.
– Сейчас я с тебя слезу… Легче?
– Да! Я Ти.
– А я Ия. Пока, Ти, – сказала она и упорхнула вглубь гнезда.
Трусишка склонил голову, вслушиваясь в себя. Чувство, будто он падает куда-то, пропало, но ощущение полёта сохранилось. Он никогда не чувствовал ничего подобного, потому подумал: «Надо же!»