Труженики моря (другой перевод)

Гюго Виктор

Стену над тюфяком, на котором спал тряпичник, украшали две колонки цифр, написанных мелом, тряпичник время от времени стирал их: в одной преобладала цифра 3, в другой – 5. Это означало, что иногда ему удавалось продавать мешок тряпья по три, иногда по пять сантимов. Химик пользовался для своих опытов старой, сломанной посудиной, в которой пытался соединить все элементы золота. Он был весь поглощен этим делом. Иногда во дворе разговаривал с босяками, смеявшимися над ним. Но он говорил: «Эти люди полны предрассудков». Он твердо решил перед смертью обогатить науку открытием философского камня. Его

печурка пожирала много дров. Перила лестницы уже давно были сожжены, а он все продолжал сжигать дом на медленном огне. Хозяйка говорила ему: «Вы скоро оставите мне одни стены». Но он обезоруживал ее, слагая в честь этой дамы стихи.

Такова была Жакрессарда.

В доме имелся и слуга. Это был не то ребенок, не то карлик, в возрасте от двенадцати до шестидесяти лет, с вечной метлой в руках.

Обитатели дома проникали в жилище через дверь в наружной стене, но посетители входили через лавку.

Что же это за лавка?

В высокой стене, выходившей на улицу, справа от входа во двор, было пробито отверстие, служившее одновременно и дверью, и окном со ставнями и задвижками. Это было единственное отверстие во всем доме, которое имело раму и стекла. За этим входом располагалась маленькая комната, отгороженная от общего сарая. На двери кто-то сделал надпись углем: «Здесь имеются редкости». На трех полках застекленной этажерки было расставлено несколько фаянсовых кувшинов, китайский зонтик, расписанный красками, изорванный и незакрывающийся, бесформенные железные обломки, мужские и дамские шляпы без дна, три-четыре раковины, костяные и медные пуговицы, табакерка с портретом Марии-Антуанетты и потрепанная «Алгебра» Буабертрана. Таковы были «редкости». Через заднюю дверь лавка сообщалась с двором. В ней стояли стол и скамья, а женщина с деревянной ногой была продавщицей.

Ночные покупатели и мрачный продавец

Во вторник Клюбен не появлялся в трактире весь вечер; его не было там и в среду.

В тот день, лишь стемнело, два человека вошли в переулок Кутанше; они остановились перед Жакрессардой. Один из них постучал в стекло. Дверь лавчонки открылась. Они вошли. Женщина с деревянной ногой улыбнулась им улыбкой, с какой она обращалась к знатным особам. На столе горела свеча.

Это и на самом деле были люди почтенные.

Стучавший в окно произнес:

– Здравствуйте, хозяюшка! Ну вот, я пришел!

Женщина опять улыбнулась и вышла через дверь, ведущую во двор с колодцем. Прошла минута, дверь открылась, и вошел человек в шапке и в блузе, под которой он что-то спрятал. К его одежде пристали соломинки, и видно было, что его только что разбудили.

Он подошел ближе, всматриваясь в пришедших. С ошеломленным и в то же время хитрым выражением на лице спросил:

– Вы оружейник?

Стучавший ответил:

– Да. А вы парижанин?

– Да. Моя кличка – Краснокожий.

– Показывайте.

– Вот, смотрите.

Он вытащил из-под блузы предмет, тогда большую редкость в Европе, – револьвер.

Револьвер был совершенно новый, блестящий. Посетители стали его рассматривать. Тот, кто, казалось, хорошо знает этот дом и кого человек в блузе назвал «оружейником», принялся изучать механизм. Затем он протянул револьвер второму, который менее походил

на горожанина и старался все время стоять спиной к свету.

Оружейник спросил:

– Сколько?

Человек в блузе ответил:

– Я привез это из Америки. Многие тащат оттуда обезьян, попугаев, зверей, как будто французы – дикари. Ну а я привез вот такую вещичку. Полезная выдумка.

– Сколько? – снова спросил оружейник.

– В нем шесть зарядов.

– Хорошо, но все-таки сколько?

– Раз шесть зарядов, значит – шесть луидоров.

– Пять луидоров, хотите?

– Нет! За каждую пулю золотой. Это настоящая цена.

– Так мы не сойдемся.

– Я назвал настоящую цену. Вы рассмотрите его как следует.

– Я уже смотрел.

– Барабан вертится словно флюгер, будто Талейран [14] . Это настоящая игрушка.

– Вижу.

– Ствол испанской работы.

– Это я заметил.

– Вы знаете, как их делают? Берется старое железо, гвозди, подковы…

– Да, и вообще всякий лом.

– Я это и говорю. Все расплавляется, и получают прекрасный сплав…

– Да, но в нем могут оказаться трещины, пузыри.

– Возможно. Но для того, чтобы их не было, железо потом подвергается сильнейшей ковке. Его бьют большим молотом, подогревая несколько раз, затем прокатывают, и вот, – смотрите, что получается.

14

Талейран-Перигор (1754–1838) – ловкий и беспринципный французский дипломат.

– Вам знакомо это ремесло?

– Мне знакомы все ремесла.

– А почему у ствола какой-то голубоватый отлив?

– Для красоты. Его покрывают специальным составом.

– Ладно, значит, по рукам – пять луидоров.

– Я этого не говорил. Моя цена – шесть. – Оружейник понизил голос: – Послушайте, парижанин, не упускайте случая. Избавьтесь от этой вещи. Таким людям, как вы, подобное ни к чему. Вещица может лишь причинить вам неприятности.

– Это, пожалуй, верно. Такая вещь больше пристала господам.

– Хотите пять золотых?

– Нет, шесть. По одному за выстрел.

– Ну ладно, шесть наполеондоров.

– Нет, шесть луидоров.

– Значит, вы не бонапартист? Вы предпочитаете Людовика Наполеону?

Парижанин, прозванный Краснокожим, усмехнувшись, сказал:

– Наполеон-то лучше, да за Людовика дороже платят.

– Шесть наполеондоров.

– Шесть луидоров. Разница в двадцать четыре франка.

– Ну, я вижу, мы не договоримся.

– Ладно! Пускай игрушка остается у меня.

– Пускай!

– По крайней мере, я не буду жалеть, что отдал за бесценок такую прекрасную новинку.

– Ну что ж, прощайте.

– Разве можно сравнивать это с пистолетом!

– Подумайте! Пять луидоров чистоганом – деньги немалые.

– Многие еще даже не знают об этом изобретении.

– Хотите пять луидоров и экю в придачу?

– Шесть – и ни одного сантима меньше!

Человек, который стоял спиной к свету и за все это время не проронил ни слова, продолжая изучать механизм револьвера, наклонился к уху оружейника и прошептал: