Труженики зазеркалья
Шрифт:
– Хорошо! Совпадение! – бодро согласился ветеран. – И что интересно: происходит все это не раньше, заметь, и не позже, а в тот самый день, когда Тамара Истрина ловит на улице Ваську и тащит к себе домой! Опять совпадение?..
Ирина Полупалова медленно повернулась к дяде Семену.
– Он все-таки с ней?.. – не веря, спросила она, и голос ее дрогнул. – После всего?.. Подонок! Так я и знала!..
В следующий миг ее уже не было – взметнулась и растаяла в серых пространствах.
– Тьфу, старый дурак! – выругался в сердцах дядя Семен. – И черт меня за язык дернул!.. Главное, почти охмурил уже…
Отражение # 11
В
– В ресторан, небось, на гастроли не вызовут… – со вздохом промолвил Василий, явно думая о другом.
– А!.. – с отвращением откликнулся Леонид Витальевич (тоже весь в каких-то иных мыслях). – Ресторан! Нашел, о чем вздыхать! Зеркала там – хорошие, ничего не скажу, а состав – шантрапа! Так отразят, что мама родная не узнает… Но, конечно, работенка у них – не позавидуешь… – помявшись, вынужден был добавить он. – Посетители-то – приходят, уходят… За день, бывало, рыл десять скорчишь… одно другого краше…
Умолкли. Радужные блики скользили по стене павильона все медленней – всплеск активности на бирже очевидно миновал свой пик и шел на убыль.
– После гражданской войны безработица сильная была… – ни с того ни с сего сообщил вдруг Василий со сдержанной грустью. – СтеклА-то много побили… Устроился я в подпольный дом свиданий. А куда денешься – в чем-то отражаться надо! Зеркало в номере… Вот ты не поверишь, Лень: рябое, волнистое, да еще и вогнутое чуток… Так я в нем не то что десятерых – рыл по двадцать в день делал, если не больше… Мастер на все рожи! Вся, считай, клиентура моя была…
– Погоди-погоди… – сообразив, прервал его Арчеда. – Клиентура – это в смысле… Ты что же, получается, сразу двух отражал?
– В таком зеркале? Запросто! Тем более – в постели… Что там отражать? Так, бывало, переплетутся – уже и сами не знают, где у них чего… – Снова затосковал, пригорюнился. – Эх… Неужели опять на биржу, а? Только-только устроились, жизнь стала налаживаться…
С недобрыми предчувствиями все четыре персоналии покосились на тускло-радужный шар.
– Странно, ей-богу… – сказал Арчеда, спеша увести разговор подальше от болезненной темы. – А у меня вот после гражданской с трудоустройством даже и проблем не возникало… Вся интеллигенция в западные зеркала схлынула, мест – навалом…
– А сам чего же?
– Что мне там делать? Нет уж! Здесь отразился – здесь и останусь…
Следует заметить, что для персоналии сменить национальность обычно труда не составляет. В принципе ничто не мешает вчерашнему отражению африканского негра возникнуть завтра в одном из зеркал Санкт-Петербурга белым человеком. Но это скорее будет исключение. На бирже давно все схвачено, и в чужую тусовку влезть не так-то просто. Кроме того, распорядители предпочитают принимать на работу тех, кто уже хорошо знаком с отечественной мимикой, жестикуляцией и шевелением губ. Быть русским в нашей с вами реальности – это, как известно, судьба, а по ту сторону зеркала – не более чем амплуа.
– А может, и зря мы с вами дергаемся… – раздумчиво проговорил дядя Семен. – Если бы Иришка эта захотела (в смысле – персоналия ее), она бы нас еще три месяца назад вычислила. Сразу как только зеркало повесили… Вот вбили мы себе в голову, что мания у нее…
– Ты в этом сомневаешься? – буркнул Арчеда.
– Сомневаюсь, Леня, теперь уже сомневаюсь. Знаешь, что, мне кажется, ей было надо? На Васькино отражение посмотреть…
– Зачем?
– А
– Хм… – Леонид Витальевич и Василий прикинули. Такой расклад им нравился гораздо больше.
– А давайте-ка по порядку! – оживившись, предложил Арчеда. – То зеркало, в котором она явилась Ваське, он разбил, так? Посещать другие зеркала в нынешнем своем виде она не имеет права… Иначе ее тут же выставят отсюда… м-м… на природу… и обратно уже не примут ни при каких обстоятельствах…
– А кто выставлять будет? – с интересом спросил Егор.
Старшие отражения вроде как поперхнулись.
– Тихо ты! – шикнул Василий. – Разговорился…
Егорка моргал.
– Нет, ну правда… – понизив голос, с недоумением продолжил он. – Ментовки здесь нет…
– Помолчи, – сурово повелел дядя Семен и, почему-то оглядевшись, тоже понизил голос: – Есть, Егорка, есть… Просто невидимая и никак не называется…
– Не понял! – простодушно признался Егор. – А откуда ты тогда знаешь, что есть?
Тяжелое лицо ветерана помрачнело, набрякло. Не иначе, что-то припомнил.
– Потому что видел, как это бывает… – глухо промолвил он, помолчав. – Не приведи господь! Отчинит персоналия что-нибудь этакое… серьезное… И – пиши пропало. Пять минут на то, чтобы попрощаться, а потом подхватывает ее – вроде как сквозняком – и выносит к лешему через биржу из зазеркалья. Иди вон в озере лягушек отражай… Так-то вот, Егорушка…
Несколько секунд юное отражение сидело неподвижно. На лице – испуг.
– А… если она… в смысле, персоналия… сама не знала, что этого нельзя?
– Ну как это не знала! Тебя ж, когда в зеркало принимали, сразу обо всем предупредили, верно? Что можно, что нельзя… Вот и с остальными так же.
– А чего ж ты меня вчера… – Егор ошеломленно оглянулся на павильон. – В пустую коробку… да еще сквозь стену!..
– Сравнил! Это запрет административный… Ну влез ты в пустой павильон! Делов-то! Кто тебя там с той стороны увидит? Ну, нарушил, ну, так что ж теперь? Распорядитель поругает – и только… А вот в отразиловку самовольно вломиться, да еще и в образе покойника – это ты уже, считай, высший запрет преступил… Высший! Чувствуешь разницу?
Егорка встал. Физиономия его была задумчива. Постоял – и направился к серой коробке павильона.
– Э, ты куда? – окликнул его дядя Семен.
– Сам же говоришь: поругает – и только, – не оборачиваясь, отозвался тот.
Оказавшись в пограничном зазеркалье, заглянул под стол, но отражения осколка там, естественно, уже не было. Надо полагать, вчера Василий в припадке трудолюбия выкинул его вместе с прочим мусором. Жаль…
Не обращая внимания на возмущенное шушуканье обслуги, Егор покинул павильон и, покопавшись в сваленной у входа груде неодушевленки, обнаружил искомое. Стеклянный ятаган заметно помутнел, однако выбирать было не из чего. Вернулся в отражение комнаты, хотел задернуть штору, но штора отсутствовала. Должно быть, отмокала в ванной. Тогда он просто пододвинул стул и, сев спиной к зеркалу, уставился в осколок. Потом вспомнил, что при этом еще нужно ругаться, – и негромко ругнулся.