Трясина.Год Тысячный ч.1-2
Шрифт:
Он взглянул на нее с недоумением.
– Зачем мне?
– Вэл, поедем вместе!
– сказала она с жаром.
– В Эверон. У меня денег достаточно, на особняк хватит. Там горы, озеро... чабрец цветёт...
– она осеклась. Ромеец смотрел на неё так, будто она сморозила несусветную глупость.
– Лилея, ты в своём уме?
– Но почему нет?
– спросила она.
Он криво усмехнулся.
– Лилея, они нас ненавидят! Ты хоть знаешь, что они о нас говорят? Как нас называют? Да и на вас глядят, как на грязь...
– Вэл, я бывала в Эвероне, - мягко сказала Лилея.
– Никто не говорит там гадостей о ромейцах. Во всяком случае, я не слышала. Ни разу. Ни словечка.
– У них это в мыслях, - упрямо произнёс
Лилея промолчала. Спорить не имело смысла. Они действительно сумасшедшие.
– Прощай, Йорхос. Прощай, - сказала она.
Когда за ним закрылась дверь, Лилея взяла в руки блокнот, и близоруко прищурившись, поднесла его к глазам, пытаясь разобрать написанный от руки адрес. Но вдруг строчки поплыли у неё перед глазами, в носу защипало, и госпожа Лилея расплакалась.
Лемар - Поветрие
Сестра Марта, настоятельница монастыря Бартоломея Праведника, что в городе Асмень, прибыла в Лемар ближе к полуночи. В местной гостинице для неё уже были заказаны двухместные апартаменты на втором этаже - двухместные, ибо в Лемар монахиня прибыла не одна. С ней была её подопечная, воспитанница монастырского приюта для девочек-сирот, которую монахиня обозначила в книге постояльцев как: "Нара, 12 лет и 8 мес." Утомлённая и изголодавшаяся после долгой дороги (из Асменя в Лемар ехать без малого четыре часа), сестра Марта велела подготовить себе ванну и заказала в номер поздний ужин: пару жареных рябчиков с клюквенной подливкой, запечённый мучной корень, фаршированный рубленой свининой, горячие чесночные булочки, черничное суфле со взбитыми сливками и подогретое вино с пряностями. Следующие четверть часа в гостинице царила суета. По лестнице сновали носильщики с дорожными кофрами (багаж у кроткой сестры был изрядный), горничные с горячими полотенцами и подавальщицы с подносами, уставленными яствами. Наконец всё утихомирилось, и на постоялом дворе воцарилась тишина.
Однако не прошло и часа, как на столе коменданта гостиницы вновь задребезжал звонок - сестра Марта требовала незамедлительно привести доктора, ибо ей дурно. Очевидно, чувствительный желудок монахини не справился с плотным ужином. Доктор жил в нескольких кварталах от гостиницы, и за ним тотчас же послали извозчика. Ещё через четверть часа девочка, в книге постояльцев обозначенная как Нара, спустилась вниз и подошла к коменданту.
– Сестре Марте очень нехорошо, - тихо сказала девочка. И помолчав немного, добавила: - Кажется, она умерла.
Когда комендант и горничная ворвались в комнату, их взорам предстала сестра Марта, бездыханно лежащая на полу. Широкие рукава её хламиды задрались до локтей, и на её запястьях отчетливо были видны вздувшиеся кровавые язвы. Монахиня была мертва, но язвы на её руках ритмично пульсировали, извергая желтоватый зловонный гной, смешанный с сукровицей, и будто живя своею собственной жизнью.
Вскоре прибыл доктор. Едва взглянув на пациентку (которой нужен был уже не врач, а прозектор), он подтвердил диагноз: морова язва. После доктор отдал распоряжения. Постояльцев ни в коем случае не будить, сохранять спокойствие. К телу покойной не прикасаться. Комнату запереть на ключ и никого туда не впускать, покамест не прибудут специально уполномоченные лица (даже у доктора язык не повернулся сказать "коронеры"). Засим доктор поспешил откланяться - да и собственно говоря, делать ему тут уже было нечего.
Вернувшись домой, доктор первым делом направился к себе в кабинет, где на бюро красного дерева поблёскивал обсидиановый аппарат. Крутанув диск, доктор связался с Асменем, центральным городом Дольних Земель, и сообщил о начале эпидемии. Согласно инструкции, тамошний градоначальник обязан был оповестить столичные власти и получить
Покончив со сборами, доктор с кофром в руке выбежал из дома. На улице уже царила паника. Вдоль дороги, вытянувшись в ряд, стояли конные и самоходные экипажи. По булыжной мостовой метались люди с баулами, кофрами, узлами и саквояжами. Хотя доктор строго-настрого наказал сохранять всё произошедшее в тайне, весть о поветрии уже разнеслась по городу. Доктор метнулся было к ближайшему дилижансу, но его остановили выкрики: "Занято! Занято!" К экипажу нёсся начальник городской тюрьмы, держа в одной руке огромный кожаный чемодан, в другой - горшок с домашним фикусом. Следом за ним семенила его дородная супруга и три его дочки, заспанные и злые оттого, что их вытащили прямо из постели, не дав ни умыться, ни уложить волосы. К счастью, соседний экипаж был свободен. Вскочив в салон, доктор рухнул на сиденье и крикнул извозчику: "Трогай!" Не нужно было уточнять, куда ехать. Прочь, прочь из города, и как можно быстрее...
На рассвете дня городские ворота захлопнулись, и на улицах появились коронеры в защитных балахонах пурпурного оттенка и противочумных масках, напоминающих птичьи клювы. По периметру города военные спешно натягивали колючую сеть и устанавливали генераторы. На площади у городских ворот выстроился отряд вооруженных стражников. Их обычную униформу землистого цвета дополняли противозаразные маски, но не такие, как у коронеров. Маски стражников закрывали лишь рот и нос, оставляя незащищёнными глаза.
***
Когда Квестор проснулся в постели своего гостиничного номера, время уже перевалило за полдень. Морщась от острой пульсирующей боли в правом виске (двойная порция зелья, принятая накануне, давала о себе знать), он приблизился к окну и отодвинул штору. Оказывается, ночью прошёл довольно сильный снегопад, и теперь остроконечные крыши домов были белы от снега, а узкие, извилистые улочки старого города утопали в сугробах. Удивительно, что никто до сих пор не озаботился расчистить мостовые. Провинция!.. Улица, на которую выходили окна гостиницы, была пустынна - ни людей, ни экипажей, лишь посреди мостовой в глубоком снегу тянулась цепочка следов. Опустив глаза, Квестор увидел одинокую фигуру, стоящую по щиколотку в снегу просто под окнами его апартаментов. Фигура была закутана в пурпурный балахон с капюшоном, из-под которого выглядывала мерзостная птичья личина с глазами-стёклами. В руках, затянутых в высокие, до локтя, перчатки, незнакомец держал длинный шест с тройным крюком на конце. То был коронер, и в отличие от давешней троицы под фонарём, он был абсолютно реален.
О моровом поветрии Квестор знал не понаслышке. Последствия он видел своими глазами, когда служил в восточных фемах восемь лет назад. Там, бывало, целые города выкашивало под корень. После местные-бхалы вручную рыли известковые траншеи, а подземные печи, построенные наспех, не справлялись с количеством тел - почва раскалывалась от адского жара, и над трещинами в земле курился жирный, удушливый дым. В большинстве случаев всему виной были обычные бюрократические проволочки. Доставить противочумную сыворотку к месту бедствия не составляло труда, однако для этого требовалась масса сопроводительных документов. Пока чинуши расставляли свои закорючки, драгоценное время уходило, и как результат - горы трупов и роптанье низов. Что поделать, в Ромейской Империи любое начинание просто-таки тонет в бумагах. Зато порядок идеальный...