Трясина
Шрифт:
— Я подумала, — добавила в конце Элинборг, — вдруг вы знаете кого-то, кто, быть может, что-то слышал про это дело.
Собеседница выдала ей имена и телефоны двух своих хусавикских подруг, которые, по ее словам, знали все, что происходило в городе. Элинборг записала эту информацию, посидела еще немного, дабы не показаться грубой, и затем откланялась.
Эрленд заклеивал пластырем ссадину на лбу. Вырубив первого из незваных гостей ударом двери по коленке — тот с диким воем рухнул на пол, — Эрленд накинулся на второго. Пока тот изумленно взирал на напарника, следователь не задумываясь угостил его
Эрленд вызвал «скорую помощь», затем поинтересовался у нокаутированного посетителя, чего ему на самом деле было нужно от Евы Линд. Тот поначалу не хотел отвечать, но когда Эрленд предложил в качестве альтернативы обработать оставшееся здоровым колено, у гостя сразу развязался язык. Оказалось, они собирают долги. Ева Линд якобы должна деньги за наркотики некоему персонажу, чье имя Эрленд слышал впервые.
Эрленд не стал объяснять коллегам, отчего у него на лбу пластырь, и никто не осмелился спрашивать. А дело было в том, что Эрленд сам чуть не оказался в нокауте — оставив незваного гостя без колена, дверь со всей силы отскочила обратно и огрела хозяина квартиры по лбу, каковой до сих пор и болел. Эрленд плохо спал той ночью — не из-за головной боли, а из-за Евы Линд, — его мучило беспокойство, он изо всех сил надеялся, что дочь вернется прежде, чем ситуация с долгами выйдет из-под контроля. Наутро он заглянул в участок совсем ненадолго — коллеги лишь успели доложить ему, что у Гретара есть сестра, да и мать все еще жива, хотя уже давно обитает в доме престарелых в Грунде.
Он и правда не думал искать Гретара специально — нет, Марион, я тебе не соврал, — как не думал искать специально беглую невесту из Гардабая, но считал, что не помешает узнать о нем побольше. Ведь Гретар был на танцах с Хольбергом в ночь, когда тот изнасиловал Кольбрун. Может быть, он кому-нибудь что-нибудь об этом сказал, оставил, так сказать, следы, память. Эрленд не ожидал найти что-то новое в деле о его исчезновении, сгинул, и черт с ним, одним подонком на земле меньше, но дела о пропавших без вести издавна вызывали его любопытство. Он был уверен: за каждым таким случаем кроется какая-нибудь чудовищная история, но дело даже не в этом — есть что-то таинственное, занимательное в этих случаях. Ведь как так может быть — был человек, и вдруг на тебе, как сквозь землю провалился, и никто не знает почему.
Матери Гретара было девяносто лет, она давно ослепла. Эрленд сперва коротко переговорил с директором дома престарелых. Директор никак не могла найти в себе силы отвести глаза от пластыря у Эрленда на лбу, но рассказала, что Теодора — старейшая из ее подопечных и живет в доме дольше всех. Ее все обожают, и врачи и другие пациенты, она отлично вписалась в местное общество. Затем Эрленда отвели к Теодоре и представили ей.
Старушка одета в длинное платье, сидит в кресле-каталке, укутанная в шерстяное одеяло. Длинные седые волосы собраны в косу, которая едва не касается пола. Ссутуленная, словно сжавшаяся, руки костлявые, но лицо доброе. В палате почти нет вещей, только фотография Джона Кеннеди в раме над кроватью. Эрленд сел в кресло перед Теодорой, заглянул в ее невидящие глаза и сказал, что пришел поговорить
— Мой Гретар был гадкий мальчик, — начала она. — Правду сказать, откровенный негодяй, ужас смертный. Не понимаю, в кого он такой уродился. Негодяй, да к тому же тряпка. Только и знал, что водиться со всяким сбродом да отпетыми мерзавцами вроде него же самого. Вы что, его нашли?
— Нет, — сказал Эрленд. — Одного из его дружков, по имени Хольберг, недавно убили. Может быть, вы об этом слышали.
— Нет, не слыхала. Что, укокошили подонка, говорите? Пришили, значит, мерзавца, эвона как.
Эрленд улыбнулся — какая милая старушка!
— Да, причем в собственной квартире. Они некогда работали на портовую службу, ваш сын и Хольберг.
— Последний раз я видела моего Гретара в то лето, когда праздновали тысячу сто лет заселения острова. Тогда у меня еще глаза были на месте. Он зашел меня проведать — ну и заодно украл денег и столового серебра. Я и не знала, пока он не ушел, — потом заглянула в кошелек, а денег и след простыл. А там и Гретара след простыл. Вот он у меня деньги украл, а потом и его самого у меня украли. Вы не знаете, кто его у меня украл?
— Нет, — сказал Эрленд. — А чем он занимался незадолго до того, как пропал? С кем встречался, с кем общался?
— Представления не имею, — ответила старуха. — Никогда не знала, что Гретар и как. Я вашему брату так тогда и сказала.
— А вы знали, что он увлекался фотографией?
— О да, все время снимал. Все-все время, дни и ночи напролет. Понятия не имею почему. Он как-то сказал мне, что фотографии — они как зеркала, запечатлевают время, но разрази меня господь, если я поняла, о чем он.
— Несколько высокопарно звучит для Гретара, вы не находите?
— То-то и оно, никогда не слышала от него ничего подобного ни до, ни после.
— Его последнее место жительства — на улице Бергстадастрайти, он снимал комнату. Вы не знаете, что стало с его вещами, с фотоаппаратом и пленками?
— Клара может знать, — сказала Теодора. — Это моя дочка. Она была у него в этой комнате, прибирала после того, как он пропал. Наверное, выкинула все на помойку.
Эрленд встал, старушка невидящими глазами проводила его. Он поблагодарил ее за помощь, сказал, что ее информация очень ценна. Хотел отметить, как хорошо она выглядит и как он рад, что у нее полный порядок в голове, но не стал. Незачем, еще подумает, я гляжу на нее свысока. Уходя, Эрленд кинул взгляд на фотографию Кеннеди и не удержался:
— А почему у вас на кроватью фотография президента Кеннеди?
— О, — вздохнула Теодора, — я всегда была от него без ума. Как жалко, что его убили!
21
Холодные каменные столы в морге на Баронской улице. Два тела лежат рядом. Эрленд старался не думать, что устроил дочери и отцу встречу после смерти. Тело Хольберга уже вскрывали и произвели массу анализов, но теперь нужно было сделать еще несколько, установить, не являлся ли он носителем наследственных болезней и точно ли он отец Ауд. Эрленд заметил, что пальцы у трупа черные — отпечатки пальцев снимали уже после смерти.
Тело Ауд, завернутое в белую простыню, лежало рядом. С ней пока еще ничего не делали.