Тучи на рассвете (роман, повести)

Сахнин Аркадий Яковлевич

— Весь в деда, — сказал наконец.

Может, и не был похож ребенок на Александрыча, может, еще и не определить, на кого он похож, но Иван поверил: весь в деда.

И дал ему гордое имя Эйно. Почему Эйно?

Иван объяснял всем. В воинской части, прилегающей к лесу, в котором он родился и вырос, был комиссар — носил он три ромба, — и не было героя больше, чем этот комиссар. Давно, когда тайно везли Ленина на паровозе в Финляндию, этот комиссар сидел в первом вагоне с двумя револьверами и гранатами. Случись что, он поднял бы такое, что все силы на себя оттянул

бы. Он охранял Ленина, когда ехали обратно. Ленина охранял в Питере. Партия ему доверила это. И Ленин верил ему. И вот этот человек стал комиссаром и пожимал руку Ивана той самой рукой, которую жал Ленин. И имя этого человека Эйно. Эйно Рахья. В честь его и назвал сына Иван.

… Вскоре после родов Маша тяжело заболела. Иван пеленал сына, сам ходил за молоком, сам кормил его. Ночами не спал, укачивая Эйно, когда он плакал. И потом, спустя много времени, когда выздоровела Маша и сама стала ходить за сыном, все равно спрашивала Ивана, отчего вот тут пятнышко и можно ли кормить вот этой кашей. Иван сурово смотрел на пятнышко и говорил, что это просто отлежал парень, и, мешая ложкой, смотрел на кашу и говорил, что такой кашей кормить можно.

И в благодарность Ивану первое слово, которое сказал сын, было «папа».

… Машина Ивана шла первой. Далеко за ней двигалась вторая, третья, четвертая… Вся колонна. Шли с большими интервалами, только бы не упустить из виду товарища. С кабин были сняты дверцы. Таков приказ. Если провалится машина в воронку от бомбы или в трещину, водителю легче будет выскочить. И не уследил шофер второй машины, куда делась головная. Как в воду канула. А может, и впрямь в воду? Остановился, побежал и замер. Увидел карабкающегося по льдине Ивана.

Под счастливой звездой родился Иван… Обгоняла колонну легковая машина. Закутали его в огромные полушубки, и рванула легковушка в сторону от трассы, в ледяной домик, в санчасть. Растирали спиртом и мазями, поднесли кружку:

— Так пьете или разводите?

— Внутри само разведется.

И еще дважды тонул в Ладоге Иван Александров и не утонул. И замерзал Иван в пургу в восьми километрах от трассы, сбившись с пути, и не замерз: нашли самолеты. И косили Ивана пулеметами, били в него бомбами, да не достали. И стиснули его немцы в окружении, да разорвал кольцо гранатами. Так должна же где-то смерть настигнуть Ивана?!

Когда прошел последний рейс по тающей Ладоге и провел свою машину до подножек в воде на место, как лучшего водителя взяли его в танковые войска. Подучили немного, и повел Иван свой танк в бой.

Бой был страшный. Всю ночь шел бой. Отбивались от врага. Шесть машин осталось на поле. А танк Ивана разворотило: взорвался боезапас. Утром унесли труп командира машины лейтенанта Юдина.

— Еще живой, — показал санитар на тело Ивана.

Четыре дня Иван не приходил в сознание. Сестра вытирала ему марлей рот, когда он раскрыл глаза.

Он потерял слух и голос. Пять месяцев лежал то на одном боку, то на другом: всю спину исполосовали хирурги. И выжил Иван. И слух и голос вернули ему. И опять пошел на фронт солдат. Теперь — в авиацию, возить бомбы к самолетам.

Всю

свою злость изливал в работе. А нежность скапливалась. Некуда было ей деваться. И прорвалась она, когда сыну исполнилось шесть лет. Во все города рассылал письма, искал его. Только затерялся след Эйно. Поздравить бы сына с днем рождения, да куда писать? А нежность распирала его и вылилась стихами. Забившись в уголок землянки, Иван писал:

Здравствуй, сын ты мой родной, Здравствуй, мальчик дорогой! Добрый день, добрый час. Что ты делаешь сейчас? Ты, наверно, моя крошка, Папу ждешь, глядя в окошко, Ну, а папа для сынишки Написал это письмишко. Ну, так вот, дела бросай И письмо мое читай. Не забыл ли ты, мой сыник, Ты ж сегодня именинник. Вот еще чуть подрастешь, В школу ты ходить начнешь, Много ты поймешь, Эйночек: Почему растет цветочек, Где какие города, И куда бежит вода, Как устроены машины, И зачем у них пружины, Почему летают птицы, А кроты живут в землице. Будешь хорошо учиться, Только надо не лениться, А когда пройдут года, Взрослым станешь ты тогда, Я уж буду совсем стареньким. Купишь мне на зиму валенки. А пока что, моя лапка, Будь здоров, целую. Папка. Ты поверь мне, все равно Я не брошу, я найду тебя, Эйно.

Перечитав стихи, солдат улыбнулся, тяжело вздохнул, сложил треугольником и написал адрес: «Моему сыну Эйно», достал свой вещевой мешок и спрятал на самое дно.

И снова шел Иван по дорогам войны, по чужой земле, и стояло перед ним видение: лицо отца, каким оно было в ту страшную зимнюю ночь, и вся в соломе голова Фомы. И стояло перед ним это видение, когда появилась на груди медаль «За оборону Ленинграда», и медаль «За освобождение Варшавы», и медаль «За взятие Берлина».

… Остановил свою машину Иван возле поверженного рейхстага, зубилом вырубил на нем свое имя и отправился в обратный путь.

Демобилизовался Иван Сергеевич Александров в январе 1946 года. Приехал в Ленинград, обосновался здесь и начал искать сына. И нашел. Через семнадцать лет.

1961 год