Туда, где ждут тебя...
Шрифт:
— Перед кем? — сухо спросил Сергей. — Перед кем брал?
— Разве важно?
— Мне — важно.
— Я расскажу… И всё же. Разговор долгий будет. Лучше его в тепле вести.
— Пошли.
Джефферсон уже не казался маньяком-убийцей. Сергей был недоволен собой, но события не укладывались в привычные рамки. Да и кто их создал, эти рамки? Средний обыватель? Общественное мнение? Средства глобальной информации? С тех пор, как Сергей покинул Землю, всё в его жизни пошло неправильно, вопреки стандарту. И происходящее на Хроне вполне укладывалось в общую канву событий.
— Как там Яся?
Сергей посмотрел в безмятежное лицо девушки, прислушался к ее спокойному дыханию и ответил:
— Вроде,
— Устала. И хорошо. Не буди ее.
Мужчины уселись за стол напротив друг друга. Ян обвел глазами потолок, решая, с чего начать.
— Видишь шкуру на стене? Это моя первая шкура, которую я снял. Со своего друга, Сарраха. Думаешь, мне было легко? Однажды приходит друг и заявляет: «Ты должен убить меня». «Зачем, почему?» — возмутился я. Он объяснил. Всё очень подробно, в деталях. Что и как я должен сделать. Взять оружие, по моему выбору. Выйти на снег. Сражаться с ним. И убить. Он даже показал — в какое место надо бить, чтобы рана была смертельна. Но это не всё. Он попросил потом снять с него шкуру и сохранить. Такие дела… Я отказался. Сказал, что не могу. Саррах долго смотрел на меня. В его красных глазах я ничего не мог прочесть. «Ты — единственный, кто сможет сделать это. Я не хочу, чтобы альбы убивали друг друга», — сказал друг и объяснил, для чего я должен поступать так.
От лучистого оптимизма Яна не осталось и следа. Слишком тяжелые воспоминания прорывались из памяти. Сергей не торопил. Начав, человек будет говорить до тех пор, пока не выговорится.
— Ты же видишь, как мы живем здесь. Большая часть года — зима. Для человека — тяжко. Для них, — Ян кивнул в сторону двери, — единственно возможная жизнь. Летом они откочевывают вслед за линией снегов. Они так живут очень давно, сколько — я так и не выяснил. Когда возник разум — тоже неизвестно. Кстати, по образованию я экзобиолог, так что кое в чем разбираюсь. Прилетели люди, и сложившаяся система пошла вразнос. Ты же знаешь людей. «Ах, зверушки, ах, исчезающий вид, ах, как им холодно, давайте их спасем». Спасли. Понаставили кормушек. Кладут туда брикеты замороженного мяса. Подкармливают. Заодно — аттракцион: кормление диких зверей. Диких! Зверей!
Джефферсон сморщился и стукнул кулаком по столешнице.
— Мы им говорили: оставьте животных в покое. Нет, не послушались. Добились: приходят альбы, садятся на снег и ждут подачек. В основном — молодняк. Но, бывало, и крупные особи приходили. Ничего не трогали, рычали, не вмешивались. Я на такое не смог смотреть. Плюнул, заказал материалы и ушел. Построил избушку эту, как раз к зиме успел. Энергия, все удобства. Едва заперся, приходит ко мне делегация. Я поначалу думал, что съесть хотят, боялся. Они покрутились вокруг, двое ушли, один остался. Сел на задние лапы, передние скрестил, ждет. Я тоже жду. Потом не выдержал, вышел. «От одного, — думаю, — всегда убежать успею». Не успел бы, но это так, к слову. Сидим друг против друга, ждем вместе. Холодно.
Джефферсон передернул плечами, вспоминая.
— Не знаю, зачем вдруг переводчика включил. И не знаю — чего я его с собой вообще брал. Мы ж представляем разумных такими же, как мы. Ну, в крайнем случае, чуть более волосатыми, иначе окрашенными, с ушами иной формы. А если вовсе на людей не похожими, так обвешанными всякими техническими прибамбасами. Ты ж знаешь контактёров. Они ж за разумных только тех считают, которые могут предметами манипулировать или создавать новые сущности у старых предметов. А тут сидит белое мохнатое чудовище с кровавыми когтями и глазами, смотрит на вас и чего-то порыкивает, одновременно передними лапами размахивая.
Ян грустно улыбнулся, по-новой переживая первую встречу лицом к лицу с альбом. Как сидели на морозе до захода солнца. Как переводчик постепенно набирал словарь, и сквозь рык приходило понимание. Как стемнело. Саррах растянулся на снегу, а он ушел в дом и сразу лег под диагноста с обмороженным
— В общем, недели две так мы с ним разговаривали. Контактировали. Саррах между делом рассказывал о жизни альбов, об их восприятии мира. О том, что им важно, и что их заботит. Я поделился, почему ушел от остальных людей. И как цивилизация расправляется с теми, кто далек от нее… Как-то мне попался опросник контактера: о чем спрашивать разумного, идущего на контакт. Причем, вопросы зависели от уровня цивилизованности объекта контакта. Всё это весьма научно и, видимо, продуктивно. Для антропоморфных разумных. Я всё делал по-другому. Да и контактом это сложно было назвать. Просто разговор двух людей, которые хотят понять друг друга. Мы поняли.
«Одиночество, — подумал Сергей, — вот что вело Яна. Не важно, как выглядит друг. Важно, что общение с ним приносит радость. Обоим».
Джефферсон закончил длинное вступление.
— Да, Саррах объяснил всё понятно и логично. Питаясь подачками, альбы перестают быть собой. Они уже не могут и, главное, не хотят охотиться, как прежде, уходят от борьбы за существование. Они становятся слабее, и, одновременно, их становится слишком много. Миру Хрона не нужно столько иждивенцев. Земле не нужны альбы в том виде, какие они сейчас. Противоречие. Обычно оно разрешается смертью слабейшего. Что ж. Саррах придумал систему. Каждый, кто хочет жить среди людей, должен пройти священное испытание. Убить человека. Меня, то есть. По его идее, мне предстояло стать фактором отбора. Тех, кто не хочет жить по-старому, кто стремится к легкой жизни, — убивать. Если же найдется сильный и убьет меня, то ему не захочется просто потреблять. Зачем сильному земные соблазны, если он может победить человека? Для своих Саррах придумал веру. Или поклонение, как хотите. Он вдалбливал им понимание лет пять, пока они не усвоили всё так, как нужно. После чего ему оставалось стать первой жертвой священного боя.
— А если бы в первый же бой он убил тебя, Ян?
— Я думал об этом. Саррах был сильным. Сильнее меня. Это потом пошли слабаки, на которых я не тратил много времени. Но Саррах… Самая сложность была, чтобы все поверили. Чтобы никто не усомнился. Нельзя переиграть битву. Выживает один. Никто перед боем не знал результата. И он не поддавался. Все видели это, даже я… Не хочу вспоминать. Тогда, как и сейчас, светило солнце. А на снегу дымилось озеро крови. В нем, лицом вниз, лежал мой друг. И еще мне предстояло снять с него шкуру, чтобы никто не усомнился в жертве.
— Неужели на станции не знают, что альбы разумны?
— Кто им скажет? Ты думаешь, на Хроне есть контактёр? Специалисты приедут, если их вызвать. Если получат доказательства проявления разума. Артефакты. Где их взять? Альбы не строят жилищ, довольствуясь сложными норами в снегу. Не создают предметов обихода, одежд, оружия.
— А как же мифология, речь, священные пояса?
— Пояс им дал я — чтобы сразу распознавать пришедшего на смерть. И всё равно — последний отбор за мной. Могу и отказать. Регулятор численности, — горько выговорил Ян. — У альбов нет природных врагов — только количество пищи сдерживает их безудержное размножение. Сдерживало. А если им не хватит места, то придет скученность, болезни. Погибнут многие, и вряд ли те, кто слаб духом.
— У тебя же должно скапливаться огромное количество останков альбов. Опять же шкуры…
— Шкуры я продаю. Выделываю и отправляю на Землю. Чистая контрабанда. Там этот мех весьма ценится. Никто доподлинно не знает — почему. Так я скажу. Это мех истинно разумных. А мясо… Падальщики есть и на Хроне. Летом у них пиршество. Их я отстреливаю. Поддерживаю баланс. Зато весной Хрон цветет…
В окно заглянули лобастые морды молодых альбов, пытающихся рассмотреть людей и загораживающих друг другу свет. Сергей прямо видел, как они бьются головами, недовольно рычат и стараются прижаться глазом прямо к триплексу.