Тухачевский
Шрифт:
Получилось так, что Тухачевский сам ускорил свой конец. Позднее, на следствии и суде, он и другие «заговорщики» признались, что хотели добиться смещения Ворошилова с поста наркома обороны. В преемники ему прочили Тухачевского, хотя на следствии Примаков говорил о Якире в качестве кандидата в наркомы, поскольку тот якобы был близок с Троцким. Так что скандал на первомайском банкете разразился неспроста. Уборевич на суде подтвердил: «Мы шли в правительство ставить вопрос о Ворошилове, нападать на Ворошилова, по существу уговорились с Гамарником, который сказал, что он крепко выступит против Ворошилова». Из единомышленников Тухачевского только начальник Политуправления РККА Гамарник и командующий Киевским военным округом Якир были полноправными членами ЦК. Поэтому вполне объяснимо, что именно Гамарнику, второму лицу в военной иерархии, руководителю всех армейских политработников, доверили главную роль в критике Ворошилова на Политбюро.
Намерение сместить Ворошилова Специальное судебное присутствие расценило ни больше ни меньше как умысел
Что ж, разногласия и даже склоки в военном ведомстве бывают в самых разных странах мира, в том числе и демократических. Можно допустить, например, что в Англии начальник генерального штаба обратится к премьеру с просьбой освободить от занимаемой должности министра обороны, который, скажем, оказался никудышным администратором и с которым поэтому невозможно работать. И сценарий разрешения подобной ситуации тоже вполне предсказуем. Даже если генерал оказался целиком прав и гражданский министр — человек явно не на своем месте, начальника штаба всё равно почти наверняка отправят в отставку, хотя и почетную — с полной пенсией и правом ношения мундира. И поступят так, чтобы соблюсти один из основополагающих принципов демократического государства: невмешательство военных в политику. Но, что любопытно, такой же принцип исповедуют и диктаторы (понятное дело, если речь не идет о военных диктатурах), видя в политической активности армии угрозу своему господству. Его свято придерживались и Гитлер, и Сталин. Последний был уверен, что Тухачевский, Гамарник и прочие интригу против Ворошилова будут продолжать и при удобном случае вновь поставят на Политбюро вопрос о его отставке. Такого Сталин допустить не мог. Сегодня военачальники указывают ему, пусть пока еще в мягкой, просительной форме (скорее всего, на майском заседании Гамарник прямо вопрос о снятии Ворошилова даже не поставил — иначе бы это отразилось в материалах следствия и суда). Завтра могут потребовать перемен во внешнеполитическом курсе или во внутренней политике.
Отказываться от услуг преданного Клима Сталин в тот момент не собирался. Для снятия Ворошилова с поста наркома потребовались катастрофические неудачи в войне с Финляндией, когда воочию выявилась его некомпетентность. «Первого маршала» заменили другим конармейцем, С. К. Тимошенко, объявленным победителем финнов за стоивший огромных жертв прорыв линии Маннергейма. Увольнять же в отставку маршала Тухачевского, армейского комиссара 1-го ранга Гамарника, командармов 1-го ранга Уборевича и Якира и других представителей антиворошиловской группировки в высоких чинах Иосиф Виссарионович считал делом не только ненужным, но и опасным. Популярность какая-никакая в армии у опальных руководителей останется, в своей отставке они будут винить не одного только Ворошилова, но в первую очередь его, Сталина. И кто знает, не обратится ли к услугам того же Тухачевского или Якира в случае кризиса кто-нибудь из Политбюро или оставшихся в армии командиров — их сторонников? Надежнее не увольнять, а арестовать, ошельмовать и расстрелять. Нет человека — нет проблемы.
Поскольку назначения всего высшего комсостава и политработников производились с согласия, а иной раз и по прямой рекомендации Тухачевского, Гамарника, Уборевича, Якира, а Главное управление начальствующего состава несколько лет возглавлял ближайший друг Тухачевского Фельдман, то под подозрение автоматически попали почти все командармы, комиссары, комкоры, комдивы, комбриги и так далее — вплоть до командиров полков. Исключение было сделано только для представителей «конармейской группировки», а также некоторых военачальников, к ней не относящихся, но в чьей преданности Сталин не сомневался. К этим последним принадлежал, в частности, «на всё согласный старик» Б. М. Шапошников, к советам которого вождь внимательно прислушивался и единственного из военных называл по имени и отчеству — не «товарищ Шапошников», а «Борис Михайлович».
Стоит заметить, что среди тех, кто был осужден вместе с Тухачевским, преобладали люди, не относящиеся к «коренной» национальности. Единственным русским был сам Тухачевский, но у него подкачало социальное происхождение — столбовое дворянство и офицерство, да и фамилия звучала не вполне по-русски. У остальных же, помимо офицерства (у Путны, Уборевича, Эйдемана и Корка), подозрительной была еще и национальность. Путна и Уборевич были литовцами, Эйдеман — латышом, а Корк — эстонцем, то есть выходцами из стран, которые в 1937 году являлись иностранными государствами, хотя в момент рождения фигурантов дела «о военно-фашистском заговоре» и Литва, и Латвия, и Эстония входили в состав Российской империи. Двое других, Якир и Фельдман, а также успевший покончить с собой Гамарник
Разгоревшаяся война в Испании, в которую с самого начала оказались активно вовлечены Германия и Италия, расценивалась Сталиным как предвестница новой мировой войны, в преддверии которой требовалось очистить Красную армию от неблагонадежных (или казавшихся неблагонадежными) командных и политических кадров. Кроме того, численность вооруженных сил планировалось увеличить в несколько раз, а для этого требовалось много новых командармов, комкоров и комдивов. Так что ликвидация тех, кто продвигался по ступеням военной иерархии во времена Тухачевского и Гамарника, или, еще хуже, при Троцком, принципиально, как полагал Сталин, положения в армии не меняла. Просто придется немного увеличить выпуск военных академий и училищ. Незаменимых людей нет. Зато новые командиры и комиссары округов, армий, корпусов и дивизий, памятуя о судьбе предшественников, и думать забудут о какой-либо фронде, тем более об оппозиции партии и лично генсеку.
В результате вплоть до начала Великой Отечественной войны репрессированными оказались трое из пяти маршалов, носивших это высокое звание в 1937 году, оба армейских комиссара 1-го ранга, все 5 командармов 1-го ранга и все 12 командармов 2-го ранга, равно как все 6 флагманов флота 1-го ранга и 2 флагмана 2-го ранга, а также все 15 армейских комиссаров 2-го ранга. Почти полностью были уничтожены и другие высшие военачальники: из 67 комкоров пострадало 60, из 28 корпусных комиссаров — 25, из 199 комдивов — 136, из 97 дивизионных комиссаров — 79, из 397 комбригов—221, из 36 бригадных комиссаров — 34. Репрессировали также почти половину командиров полков. Всего, по неполным данным, из 900 командиров генеральского звания было арестовано 643, из них 583 расстреляно.
Война в Испании, вероятно, действительно побудила Сталина начать подготовку к устранению со сцены Тухачевского и его команды. Однако сам этот процесс растянулся почти на год. В августе 1936-го, как уже говорилось, арестовали Примакова и Путну. Тухачевский еще не ощущал опасности. Но несколько месяцев спустя, на пленуме ЦК в феврале—марте 1937-го, он должен был забеспокоиться. Выступивший там Ворошилов заявил: «В армии к настоящему моменту, к счастью, вскрыто пока не так много врагов. Говорю — к счастью, надеясь, что в Красной Армии врагов вообще немного. Так оно и должно быть, ибо в армию партия посылает лучшие свои кадры; страна выделяет самых здоровых и крепких людей». Но тут же оговорился: «Я далек, разумеется, от мысли, что в армии везде и всё обстоит благополучно. Нет, совсем не исключено, что и в армию проникли подлые враги в гораздо большем количестве, чем мы пока об этом знаем». Нарком обороны рассказал, каких врагов НКВД уже выявил в РККА: «Это в своем большинстве высший начсостав, это лица, занимавшие высокие командные посты. Кроме этой сравнительно небольшой группы вскрыты также отдельные, небольшие группы вредителей из среды старшего и низшего начсостава в разных звеньях военного аппарата».
Получалось, что в массе, если считать рядовых красноармейцев и младший командный состав, Красная армия безусловно предана партии и Сталину. Нет изменников среди крепких и здоровых призывников (на самом деле, не очень-то здоровых, как мы убедились на примерах, приводимых Тухачевским: по росту и весу красноармейцы значительно уступали солдатам «буржуазных армий»). Нет их и среди бравых командиров взводов, рот и даже, пожалуй, батальонов. А вот выше картина, быть может, не столь благостная. Среди гораздо менее многочисленной прослойки командиров дивизий, корпусов и даже, сказать страшно, целых военных округов враги, вполне вероятно, угнездились всерьез и не сегодня-завтра могут нанести подлый удар в спину Рабоче-крестьянской Красной армии. Значит, их надо как можно скорее выявить и обезвредить. Какие теплые чувства к нему питает Ворошилов, Тухачевский прекрасно знал, и понимал, среди кого Климент Ефремович начнет искать «врагов народа». Нарком между тем углубился в прошлое, обратившись к тем временам, когда Троцкий в начале 20-х во фракционной борьбе «пытался опереться на кадры армии»: «На этом этапе своей вражьей вылазки партии и Ленина Троцкий был бит. Но он не сложил оружия, а повел углубленную подрывную работу. И к 1923 году ему удалось — об этом нужно прямо сказать — с помощью своей агентуры добиться немалых успехов в Красной Армии. В 1923–1924 годах троцкисты имели за собой, как вы помните, об этом помнить следует, почти весь Московский гарнизон. Военная академия почти целиком, школа ВЦИК, артиллерийская школа, а также большинство других частей гарнизона Москвы были тогда за Троцкого». «И штаб Московского округа, где сидел Муралов, был за Троцкого», — поддакнул Ворошилову Гамарник, как видно, всё еще не подозревавший, что очень скоро сам окажется в списке врагов народа.