Тук-тук-тук!
Шрифт:
— Никому не отдам мое дитя, никому! Я сама уложу мою малютку спать, когда придёт время сна!
Женщина взяла Стину Марию на руки и понесла её к воде, а гномы молча стояли в стороне и ждали.
— Пойдём, пойдём, прекрасная моя малютка, — бормотала она. — Пойдём! Тебе надо заснуть!
Над сумрачными водами клубился густой туман. Он с головы до ног окутал как покрывалом Стину Марию и женщину,
Но женщина, которую она называла матерью, погладила её по щеке похожей на тень рукой и прошептала:
— Прекрасная моя малютка, ступай за своими овцами и ягнятами.
И вдруг Стина Мария осталась в тумане совсем одна. Она ничего не могла разглядеть вокруг себя, только слышала звон золотых колокольчиков, которые носили её овцы, и шла следом за ними. Так и двигалась она за вереницей своих овец, но куда они шли — девочка не знала. Долго странствовала она в кромешной тьме и неожиданно почувствовала под ногами траву, невысокую траву, совсем как та, на которой паслось в Капеле уничтоженное волком стадо.
«Где это я? — подумала Стина Мария. — Странно, что здесь растёт такая же трава, как дома на лугу».
В тот же миг туман рассеялся, и она увидела луну. Луну, светившую над Капелой, — вот что увидела Стина Мария. Луна висела в небе над самой овчарней. А на «лисьем камне» сидел дедушка с палкой в руке.
— Где ты была так долго? — спросил он. — Пошли скорее домой, пока каша не простыла!
Внезапно дедушка замолчал. Он увидел овец. Красивых белых овец и пухленьких ягнят, которые щипали траву в лунном свете. Он видел их совершенно отчетливо, прямо перед собой, и слышал на лугу мелодичный звон колокольчиков.
— Господи, спаси и помилуй меня, старого! — ахнул дедушка. — Что-то звенит у меня в ушах. И овцы мерещутся, которых
— Это совсем не те овцы, которых волк задрал, — сказала Стина Мария.
Дедушка поглядел на внучку и по лицу её догадался, откуда она пришла, ведь тот, кто побывал в подземном царстве гномов, всю жизнь носит на себе какую-то особую печать. Даже если он пробыл там совсем недолго, пока в печи не поспела каша и над овчарней не взошла луна, печать эта остается на всю жизнь.
Дедушка привлёк к себе Стину Марию и посадил её на колени.
— Так, ягнёночек ты мой, — сказал он. — И долго ты у них пробыла, бедненький ягнёнок?
— Долго: целые месяцы и годы, — ответила Стина Мария. — А если бы ты меня не позвал, я бы так до сих пор и жила у них.
Дедушка перевёл радостный взор на внучкино стадо. Он пересчитал всех овец и ягнят; их было ровно столько, сколько задрал волк.
— Ишь ты, теперь мы снова начнём стричь в Кап еле овец! — сказал он Стине Марии. — Ишь ты! Придётся мне наточить сегодня вечером ножницы. Если и впрямь те овцы, что пасутся в лунном свете, — твои.
— Конечно, мои, — заверила его Стина Мария. — Только теперь они белые, а раньше были серые. Мне дали их…
— Тише, — прервал её дедушка.
— …дали их те, кого вслух нельзя называть, — закончила Стина Мария.
Висевшая над самой овчарней луна поднималась всё выше и выше. Она заливала своим светом весь луг и пасущихся на лугу овец и ягнят, которые принадлежали теперь Капеле. Дедушка взял палку и ударил ею в землю.
— Тук-тук-тук…
— Тише, — остановила его Стина Мария.
Она крепче прижалась к дедушке и чуть слышно прошептала ему на ухо заклинание, такое же древнее, как сама Капела:
Тук-тук-тук. Та-ра-ра.Столько же овец сегодня,Сколько было их вчера,Ну а изгородь овечья вот насколько высока.