Туман в десантном ботинке

Штерн Борис Гедальевич

— Софист ты, братец, — каркает Ворон и тяжело раздумывает на обелиске с медальоном.

— Что замолчал, могильщик? Рассказывай дальше про свое варенье, интересно! — подают голос Червяки,

свешиваясь из ботинка вместо шнурков.

— Жило-было Клубничное Варенье! — кричит могильщик. — Прицепился, критик! И то ему не то, и это ему не так!… Всем молчать!

— Ладно, молчу, — соглашается Ворон.

— Рассказывай, могильщик, — слезно просит скелет Карасика. — Очень уж интересно. Не едал я в своей жизни Клубничного Варенья. Хоть послушаю, как другие его съели.

— Начинай, могильщик, — просит Сивый Мерин.

— Пусть даст честное благородное слово, что не будет перебивать!

— Эй, Ворона! — требуют все. — Дай честное благородное слово, а то плохо будет!

— Ладно, я слово дам. Но сначала вы все передо мной извинитесь за то, что только вы меня» вороной» обозвали. Потому что, как то так сразу «Ворона, ворона…»— за что, про что?

Все охотно приносят извинения Ворону за то, что она не ворона, Ворон дает честное благородное

слово не перебивать могильщика, наступает мир у реки, разверзаются хляби небесные и начинает наконец-то могильщик рассказывать свою сокровенную историю о радиоактивном Клубничном Вареньи, от которого наступили те счастливые для ворон времена, когда человечество стало постепенно исчезать с лица Земли, когда беспрепятственно продолжилась эволюция зверья и растенья, заросли лопухом города, расцвели ржавчиной железные дороги, и природа бросилась в такой загул, которого не помнила со времен динозавров…

— Сил моих нет молчать, — вздыхает старый десантный ботинок инспектора Бел Амора. — Вот когда я охотился на динозавров…

От реки на кладбище наползает туман. В городе опять поймали и бьют полночь. Не везет ей — каждую ночь ее ловят и бьют… Кукушонок кукует в рифму ровно двенадцать раз:

Ку— ку,

Ку— ку,

Ку— ку,

Ку— ку,

Ку— ку,

Ку— ку,

Ку— ку,

Ку— ку,

Ку— ку,

Ку— ку,

Ку— ку,

Ку— ку!

Работа у него такая.