Туманные острова
Шрифт:
На столе у Бориса Егорова разложены газеты, блокноты с записями, сувениры с «Восхода», фотография сына.
— Ваши статьи еще до полета мы видели в журнале «Юность»… Это баловство журналистикой, или вы думаете не оставить перо?
— У меня в планах: кроме научной работы, попытаюсь написать книгу. Сейчас самое дорогое для меня — время.
Владимира Комарова мы застали за подписью карточек-сувениров для ракетчиков, бывших на запуске.
— Пришлось отложить даже срочную работу, а эту сделать. Хочется оставить добрую о себе память. Мы в долгу перед всеми, кто готовил полет.
В полдень, в часы отдыха, мы вместе с космонавтами проехали по городу.
Егоров пристроился к водителю катера. Вот он уже крутит штурвал, озорно поглядывая на товарищей. По очереди фотографируемся. Около камышей делаем остановку. Охота, конечно, не выйдет. На нее и времени нет. Да и в спешке патроны не взяли. Но все равно приятно постоять в желтых пахнущих зарослях, подержать муравья на ладони и просто крикнуть от радости. Борис Егоров, развеселившись, предложил: давай поменяемся ролями. Тебе нравится эта куртка — надень, а я буду тебя снимать.
Я, наверное, очень смешно выглядел в голубой куртке, потому что космонавт-фотограф, заливаясь смехом, истратил на снимки целую пленку.
Один за другим уходят в Москву самолеты.
Тихий, спокойный вечер. У приемников слушаем Москву…
И на Земле Константин Петрович Феоктистов не расстается со своим фотоаппаратом…
…и кинокамерой.
Фото автора. Космодром, 16 октября.
17 октября 1964
Впереди — Москва!
Что сегодня случилось на космодроме? Полдня и космонавты, и мы, журналисты, ведем дела, насвистывая мотив: «Снятся людям иногда голубые города, у которых названья нет…»
Мы вышли с этим напевом из кинозала.
Сегодня с утра показали нам любительский фильм о городе, который запускает ракеты. Мы увидели камни первых фундаментов. Первые дома, первые деревца, первых новорожденных, первые ракеты, запущенные близ города.
Ракеты будят у людей поэтическое воображение. Я уже писал, что во время последнего старта ко мне подошел седой генерал и развернул листок со стихами. Он тогда сказал:
— Конечно, не пушкинские, но полюбопытствуйте, как может расшевелить сердце вот эта штука. — И показал на ракету.
Если бы число поэтов на душу населения учитывалось, город у космодрома стал бы, наверное, столицей поэтов. Даже на серьезном
Главный Конструктор стихов не пишет. Но позавчера во время беседы признался:
— Писал. Эта страсть ушла вместе с юностью, но любовь к поэзии осталась. Не сочтите старомодным — люблю Пушкина. Есенина люблю вслух в компании друзей почитать…
Вот так, жизнью решается спор о физиках и лириках.
На космодроме вышел интересный поэтический сборник. Готовится к выходу альманах новых стихов. Сегодня утром вместе с журналистами в гостиницу космонавтов пришла делегация от поэтов:
— Просим несколько слов для книги.
Комаров, Егоров и Феоктистов пишут: «Во Вселенную люди сначала проникали своим поэтическим взглядом. Без поэтических троп нет дорог в неизвестное. Звонкой и глубокой строки вам, друзья!»
Вернемся, однако, в зал, где полдня сегодня крутили необычные фильмы. Мы видели только что проявленные куски кинопленки, на которых кабина «Восхода» во время старта, во время полета и приземления. Сидевшие рядом со мной Егоров и Феоктистов комментировали:
— Смотрите, сейчас мы будем показывать невесомость. Сейчас я наклонюсь к прибору…
Вчера вечером и сегодня утром космонавты говорили по телефону с Москвой. Комаров ходит сияющий:
— Слышу — дочка у телефона: «Папа, папа…» И молчит. И опять: «Папа, папа…» И молчит…
Феоктистов тоже говорил с женою. Борис Егоров говорил с отцом.
— Ну сами понимаете, разговор — одни междометия…
Голос родной Москвы.
Феоктистов каждый день несколько часов проводит за столом.
Работа в космосе была напряженной. Они не жаловались на усталость. Но, конечно, каждый из них с радостью думал о минутах, когда, стряхнув заботы, можно будет радоваться солнцу, осенним краскам, чистому воздуху, всем земным радостям.
Когда-нибудь в космос будут обязательно брать и книги. Пока же только на Земле можно погрузиться в мир мыслей другого человека.
<