Туманы и чудовища
Шрифт:
Леда знала, что Домдрево – постройка искусственная, но, несомненно, искусная: оно выросло на равнине из камня, стекла и нитей – таких старых, что они превратились в горные породы, неотличимые от окаменевших ветвей. Если и было доказательство мощи Цеха более великое, чем Домдрево, то Леда о нем не знала.
Цех все еще спорил о том, кто создал Домдрево. Последователи Ткачей, конечно, говорили, что это был один, а то и двое из них – измученные скитаниями и жаждущие тени, они сотворили это чудо, вокруг которого раскинулись потом извилистые районы-Грозди. Корона поддерживала эту версию – неофициально, конечно. Под сводами парящего над Домдревом дворца вообще происходило много чего неофициального: все знали о работающих
Для многих она была сияющим маяком прогресса. Она правила стальной хваткой – казалось, в Городе-Грозди, да и за его пределами, не происходило ничего, о чем королева бы не знала. Министры боялись ее – и Лилитель Блюмень, формально отвечающий за работу Цеха, больше всего. Леда слышала, как они с мастером Бражником обсуждали постройку новых корабельных шпилей на севере страны и как дрожал голос Блюменя, когда речь зашла о королевских ожиданиях.
Королева была прекрасной и требовательной и всегда повторяла, что интересы страны для нее на первом месте. Прекрасны были и ее дети: младшие походили на набор кукол, которые поворачивали голову туда, куда им указывали, и делали то, что должно. В народе шептались: одну из принцесс продали в Затонувшие Залы. Парочку принцев отправили как дань в далекий туманный Агор. Леда слушала об этом, ища на Всесветном рынке новые запчасти, и думала о подпольных мастерах и марионетках. Королева напоминала Леде ее дядю.
В королеву верили так, как верят в то, что справедливость всегда восторжествует. Леда знала кое-что о справедливости – и о том, что это самый мифический на свете концепт. А впрочем, под ветвями Города-Грозди собралось множество народов, верящих в самое разное. Кто-то верил в Ткачей. Кто-то – в Рыбного бога. А кто-то – в то, что однажды все закончится и начнется вновь, когда проснется дремлющий Каменный дракон. Ведь россыпи горных цепей, разделяющих континент, не просто так получили имена вроде Хребта, и Хвоста, и Лап, и Крыльев – согласно некоторым книгам, это были окаменевшие останки колоссального дракона. Леда встречала карты, где по всему Хребту тянулась золоченая надпись «Каменный дракон», и каждый раз фыркала, едва это завидев. Леда верила в то, что видела – и что когда-то могла потрогать. Не было для нее бога более великого, чем нити, из которых ткалась магия.
Дороги в этой части города петляли, словно побеги вихрь-травы. Народу с утра было немного: каменный лорд из-за Хребта спешил с явно незаконной сделки, позвякивая чем-то под огромным коричневым плащом; несколько молодых гонцов перекатывали бочки – то ли с запчастями, то ли с рыбой. Жизнь в Нижних ветвях Домдрева кипела ночью, и Леда старалась не вспоминать свой первый визит сюда.
Депо встретило ее проржавевшей вывеской. Металл покрывала зелень, которая уже начала зацветать поразительной россыпью белых бутонов. Весна приходила в столицу рано, хотя ветра ее разбивались о ворота и прокатывались по стенам, с трудом пробираясь наверх. Здесь, под нижними ветвями
– Ледушка! – раздалось откуда-то сверху.
Она сделала шаг назад. Как раз вовремя: перед ней тут же свалился высокий джентльмен, одетый в затертый побежалостями [1] фрак. Из половинки цилиндра выглядывали белые, словно тронутые далекой зимой, волосы. Приятный цвет нескольких отдельных прядей напомнил Леде о днях, когда вода у пристани была спокойна и в ней удавалось разглядеть ракушки и мелких рыбок. Странно, обычно Жоррар предпочитал куда более кричащие оттенки.
1
Побежалость – тонкая окисная пленка, которая в результате термической обработки металла или минералов образуется на поверхности и окрашивает ее в радужные цвета. Прим. ред.
Жоррар – единственный из знакомых Леды, кто мог потягаться с ней в росте, и то если привстанет на цыпочки. Впрочем, он был одним из двух столичных знакомых Леды, которые вообще знали ее имя. Так что похвастать было особо нечем.
Жоррар был вытянутым, худощавым и темным – таким темным, какими бывают только выходцы из-за Сломанного рога. При первой встрече Леда потерялась: глаза тамошних жителей походили на бездонные колодцы, где даже звезды не отражаются. Не за что зацепиться. Как вежливее – не задерживать на них взгляд или пялиться?
Как оказалось, Жоррару было все равно. Тогда он взял ее руки в свои, представился и улыбнулся – как улыбнулся и сейчас, обнажив ряды белоснежных подпиленных клыков. Но сегодня он не поднял чересчур длинных рук и не потянулся к пальцам Леды. Люди, выросшие в пещерах Сломанного рога, внимательнее многих.
Он поймал взгляд ее темно-карих глаз своими пятнами бездны и произнес единственную известную Леде фразу на своем языке:
– Паутина коснулась тебя, но паук еще не пришел.
На его родных островах эти слова обретали буквальный смысл: механоги столицы были прогрессивной и куда более быстрой копией гигантских пауков Дараккоа, страны под Сломанным рогом. Леда сжала задрожавшие кулаки: на них цвели узоры шрамов. Паутина действительно коснулась ее. Кто же будет пауком?
Жоррар повел плечами и скинул фрак, обнажив покрытые белыми пятнышками плечи: галактики, которым должно было гореть в его глазах, рассыпались по рукам. Половинка цилиндра чуть съехала набок, Жоррар поправил ее одним пальцем и оглянулся.
– Твоя зубаточка давно убежала, я думал, не явишься. Поднялась как-то ночью, припустила так… шустро. Не думал, что она вообще на такую скорость способна.
Леда застыла на месте, вопрос – вместе с нею. Алетея пропала, и, раз Жоррар так спокоен, значит, он того ожидал.
– Я… не говорила, куда собираюсь ее отправить?
Жоррар приподнял голые дуги бровей. Он не спросил Леду, что она сделала. Не спросил, почему столько ждала. Только чуть склонил узкую голову и прищурился, наблюдая, как Леда проходит в темное нутро механодепо.
– Нет, – легко донеслось ей вслед.
Леда откинула в сторону собранную сумку и опустилась на колени.
Алетея пряталась среди корней в дальнем углу депо, скрытая от любопытных глаз посетителей и механиков. Леда провела перчаткой по земле, в которой остались следы конструкта, вздохнула и зажмурилась. Ножницы фантомным грузом оттягивали карман. Здесь она впервые разрезала не тот узелок, здесь впервые влезла в созидательную перчатку не по размеру. И здесь же протянула нить, которая…