Тунеядцы Нового Моста
Шрифт:
Он узнал от нее о приезде графа Гастона де Лерана в Париж, о его болезни и о том, что он живет в «Единороге».
Гастон был красивый, симпатичный молодой человек с милыми приветливыми манерами. Ему очень хотелось видеть графа Оливье, и он явился к нему. Его усадили в кресло, положив больную ногу на стул, на подушку.
Он извинился перед графом, что не был у него сейчас же по приезде, Оливье очень ласково отвечал, что об этом не стоит и говорить.
— Кроме того, что я был бы очень рад вас видеть, — сказал он. — Я, конечно, сильно беспокоился вследствие нашего
— Конечно, это должно было удивлять вас, граф, — отвечал де Леран. — И мне тем более жаль, что я не явился к вам раньше. Право, не знаю, как бы вам это объяснить… Но вы поймете, конечно, и простите, что я всего сказать не могу.
— Ну, я начинаю немного понимать, — проговорил, улыбнувшись, Оливье. — Тут наверняка замешана любовь. Возьмите меня в духовники, милый граф, уверяю вас, я не строг и заранее даю вам отпущение. Ведь я не ошибся, да?
Молодой человек рассмеялся, манера Оливье внушала ему доверие; попросив графа не смеяться над ним, он признался, что совершенно здоров, что вывиха у него никакого нет, что он выпросился у герцогини де Роган ехать в Париж с несколькими молодыми людьми ее штата, которых она посылала туда с важным поручением, но так как ему нужен был предлог остаться в Париже, где была одна молодая, прелестная женщина, которую он боготворил, он нарочно упал с лошади на дороге и сказал, будто бы вывихнул себе ногу.
— Не смейтесь надо мной, граф, — прибавил он. — Любовь — это рай человека, и сами страдания любви, страдания даже от обмана со стороны любимой женщины, сладки, ведь кто-нибудь из двоих любящих должен же быть обманут!
Оливье назвал его сумасшедшим, но все-таки счастливым, потому что он еще не потерял веры в любовь и женщин.
— Однако же вы ведь не станете злоупотреблять своей мнимой болезнью? — поинтересовался он. — И не задержитесь долго в Париже? Теперь обстоятельства наши очень серьезны.
— Напротив, граф, буду злоупотреблять, как только могу, ведь дурно вылеченный вывих может сделать калекой на всю жизнь. Вы ведь не сердитесь на мое безумие, милый граф, не правда ли?
— Да нет же, ребенок вы этакий!
— Ах, граф, жизнь так хороша, когда любишь молодую хорошенькую женщину!..
— Да, но если она вас обманет?
— О, dame! Волков бояться — в лес не ходить!.. Зачем об этом думать? Это приносит несчастье.
— Вы прелестный малый!
В это время дверь отворилась и вошел капитан Ватан. После первых приветствий он спросил де Лерана, что с его ногой.
— Вывихнул, милый капитан.
— Капитана тоже можно взять в доверенные, — посоветовал смеясь Оливье.
— Давно ли это с вами случилось? — с удивлением осведомился Ватан.
— Дней десять тому назад.
— Ну, так вы, верно, хорошо умеете ладить с вашим вывихом и оставляете его иногда дома, как вчера, например. В одиннадцать часов вечера вы бежали сломя голову около Королевской площади.
— Те-те-те! — вскричал Оливье. Де Леран сконфузился.
— Вы славно бегаете,
— Вот, я думаю, перепугался-то бедный! — рассмеялся де Леран.
— А! Так вы сознаетесь?
— Parbleu! Да если вы уже все знаете!
— Нет, — лукаво сказал капитан. — Я только многое подозреваю. Однако будем говорить серьезно, я за этим только пришел и очень рад, что встретил вас.
— Что такое? — обеспокоенно полюбопытствовал Оливье.
— Дела продвигаются быстро, — отвечал капитан. — Заговор принимает страшные размеры, первая сходка назначена в субботу, в десять часов, за Бронзовым Конем.
— Какой заговор, капитан?
— Сейчас все вам объясню. Вы придете, Оливье?
— Конечно, мой друг, только надо быть осторожными.
— Да, мы обсудим меры. Можете вы уделить мне сегодня вечером час разговора?
— Извольте, я свободен.
— Господа, — произнес де Леран. — Не буду вам мешать. Он встал.
— Да вы осторожнее вставайте, граф! — заметил со смехом капитан.
Молодой человек погрозил ему.
— Послушайте, — обратился к нему Ватан. — Вы ведь хотите, чтобы все серьезно считали вас больным?
— Конечно.
— Ну, так пойдемте, я вас провожу.
— Придете к обеду, капитан? — поинтересовался Оливье.
— Нет, милый друг, раньше десяти часов меня не ждите. Они раскланялись, и капитан вышел с де Лераном, взяв его под руку. У дверей комнаты молодого человека Ватан сказал, что ему хотелось бы с ним переговорить. Они вошли.
— Прежде всего, милый граф, — начал капитан. — Позвольте вам сказать, что я никак не хочу чем бы то ни было оскорбить вас.
— Да я заранее в этом уверен, милый капитан.
— Ах, граф! Мы ведь очень мало знакомы, и в нашем положении огромная разница для того, чтобы между нами могла возникнуть какая-нибудь короткость. Но у меня к вам невольная симпатия, я считаю вас благородным, честным человеком и поэтому отношусь, как к близкому мне.
— Я вам очень благодарен, капитан, и прошу говорить совершенно без церемоний, я вас уважаю и люблю и не обижусь ни на что от вас.
— Извольте в таком случае. Вы приехали в Париж десять дней тому назад. Скажите, зачем вы приехали?
— О! Как вы прямо ставите вопрос, капитан!
— Простите, граф, если вам это неприятно, оставим этот разговор.
— О нет, напротив, продолжайте!
— Извольте. Вы влюблены.
— До безумия.
— Вам отвечают взаимностью?
— Кажется.
— Значит, наверное. Давно это у вас длится?
— Около восьми месяцев…
— Но, бедный молодой человек, влюбившись, вы не подумали…
— Я думал только о том, что любил…
— Конечно, конечно! Заметьте, граф, как ни грубы вам покажутся мои вопросы, я ставлю их в высшей степени осторожно. Я не спрашиваю, кто любимая ваша женщина — замужняя или девушка, вдова или разведенная с мужем, я понимаю, что мужчина должен уважать женщину, которую любит. Эта дама живет, кажется, на улице Серизе.