Туннель под миром
Шрифт:
Вдруг позади него послышалось какое-то хныканье и возня; это был Свансон, от страха впавший в истерику. Он накинулся на Буркхардта и сбил его с ног; револьвер при этом отлетел в сторону.
– Пожалуйста!
– запинаясь, умолял Свансон, простершись перед стальным роботом.
– Он чуть не убил вас… Пожалуйста, не бейте меня! Разрешите мне работать на вас, как эта девушка. Я буду делать все, что вы скажете…
Голос робота произнес:
– Мы не нуждаемся в вашей помощи.
Он сделал два четких шага, остановился около револьвера и, отшвырнув его ногой, оставил лежать на полу.
Раненый белокурый робот сказал
– Кажется, я недолго протяну, мистер Дорчин.
– Отключитесь, если надо, - ответил стальной робот.
Буркхардт удивленно заморгал.
– Но ведь вы не Дорчин!
Стальной робот взглянул на него глубоко запавшими глазами.
– Я Дорчин, - сказал он.
– Но не из плоти и крови… В настоящий момент я пользуюсь этим телом. Не думаю, чтобы ему был опасен ваш револьвер. Тело другого робота было уязвимым. Но не пора ли вам прекратить эту бессмыслицу? Я не хотел бы причинять вам вред, вы слишком дорого стоите. Не присядете ли вы и не дадите ли возможность ремонтной бригаде привести вас в порядок?
Свансон продолжал ползать по полу.
– Вы… вы не накажете нас?
У стального робота не было лица, которое могло что-либо выражать, но в его голосе прозвучало удивление.
– Накажу вас?
– повторил он уже громче.
– Но как?
Свансон вздрогнул, словно от удара кнутом, но Буркхардт вспылил:
– Приводите его в порядок, если он разрешит вам, но не меня! Вам придется причинить мне уйму вреда, Дорчин. Мне нет дела до того, сколько я стою и сколько труда потребуется, чтобы снова собрать меня. Я сейчас выйду в эту дверь. Если вы захотите остановить меня, вам придется меня убить. Иначе не остановите!
Робот чуть приблизился, и Буркхардт, занеся ногу, невольно замер. Он стоял, балансируя и качаясь, готовый к смерти, готовый к нападению, готовый ко всему, что бы ни случилось.
Готовый ко всему, кроме того, что случилось на самом деле. Стальное туловище робота отступило в сторону, став между Буркхардтом и револьвером, но больше не загораживая двери.
– Идите, - предложил робот.
– Никто вас не задерживает.
За дверью Буркхардт остановился. Со стороны Дорчина было безумием отпустить его! Был ли Буркхардт роботом или человеком из плоти, жертвой или облагодетельствованным, ничто не помешает ему пойти в ФБР или в любое стоящее на страже закона учреждение, какое ему удастся найти за пределами синтетического царства Дорчина, и рассказать там свою историю. Разумеется, корпорация, платящая Дорчину за результаты испытаний, не имеет понятия о тех вурдалачьих приемах, которыми он пользуется; Дорчин должен скрывать их от нее, так как малейшая огласка положила бы им конец. Выход отсюда, возможно, означает смерть… Но в это мгновение смерть не страшила Буркхардта.
В коридоре никого не было. Буркхардт отыскал окно и выглянул наружу. Перед ним лежал Тайлертон - город-суррогат, казавшийся, однако, таким реальным и знакомым, что Буркхардт был почти готов принять все происшедшее за сон. И все же это был не сон. В глубине души он знал это, так же как знал, что ничто в Тайлертоне не может теперь помочь ему.
Но как отсюда выйти? У него ушло четверть часа на поиски дороги, он искал ее, крадучись, обходя коридоры, прячась, когда ему мерещились чьи-то шаги, - сознавая в то же время, что он скрывается напрасно, так как Дорчин, несомненно, осведомлен о каждом его движении.
Изнутри это была довольно простая дверь. Но, когда он открыл ее и переступил порог, его взору предстало зрелище не похожее ни на что виденное им когда-либо раньше.
Прежде всего его поразил свет - сверкающий, неправдоподобный, ослепительный свет. Щурясь, Буркхардт испуганно смотрел по сторонам. Он стоял на выступе из гладкого полированного металла. Меньше чем в десятке шагов уступ круто обрывался; Буркхардт не решался приблизиться к краю, но даже оттуда, где он стоял, было видно, что перед ним бездонная пропасть. По обе стороны от него до самого горизонта в ярком свете простиралась бездна.
Не удивительно, что Дорчин так легко дал ему свободу! Идти было некуда… Но как невероятна эта фантастическая бездна, как немыслима эта сотня белых, слепящих солнц, висящих над ней!
Голос рядом с ним вопросительно произнес:
– Буркхардт?
И раскаты эха повторили его имя, мягко перекатываясь в бездне у его ног.
Буркхардт облизал губы.
– Д…да?
– прохрипел он.
– Это Дорчин. На этот раз не робот, а Дорчин из плоти и крови, - я говорю с вами в переносной микрофон. Ну, теперь вы видели, Буркхардт? Теперь вы будете благоразумны и отдадитесь в руки ремонтных бригад?
Буркхардт стоял, парализованный ужасом. Одна из движущихся гор, залитая ослепительным светом, приближалась к нему.
Она возвышалась на сотню метров над его головой; он пристально смотрел на ее вершину, беспомощно щурясь на свет.
Она была похожа на…
Невозможно!
Громкоговоритель около двери произнес:
– Буркхардт?
Но он был не в силах ответить.
Послышался тяжелый сочувственный вздох.
– Я вижу, вы наконец поняли, - произнес голос.
– Идти некуда. Теперь вы это знаете. Я мог бы и раньше сказать вам, но вы, вероятно, не поверили бы мне, так что для вас было лучше увидеть самому. В конце концов, Буркхардт, почему я должен восстановить город в точности таким, каким он был раньше? Я деловой человек; я подсчитываю расходы. Если вещь должна быть натуральной величины, я такой ее и сооружаю. Но в данном случае в этом нет никакой необходимости.
Буркхардт беспомощно смотрел, как с возвышавшейся перед ним горы к нему осторожно спускалась небольшая скала. Она была длинная и темная, и на ее конце мерцало что-то белое, белые пятна пальцев…
– Бедный маленький Буркхардт, - монотонно пропел громкоговоритель, и эхо загрохотало в огромной бездне, которая была всего лишь лабораторией.
– Каким это должно быть потрясением для вас - понять, что вы живете в городе, построенном на столе!
VI
Утром 15 июня Гай Буркхардт проснулся от собственного крика.
Это был чудовищный, непостижимый сон, полный неописуемых ужасов. Ему приснились взрывы и туманные, нечеловеческие фигуры.
Он вздрогнул и открыл глаза.
За окном его спальни завывал голос, во сто крат усиленный громкоговорителем.
Буркхардт, ковыляя, подошел к окну и стал смотреть на улицу. Воздух был прохладен не по сезону - скорее октябрь, чем июнь; но улица имела вполне обычный вид, если не считать грузовика с громкоговорящей установкой, который въехал на край тротуара за полквартала от их дома. Рупоры ревели: