Турецкий ятаган

Шхиян Сергей

— Бей его! — без прежнего запала, закричал хозяин. — Рупь премия!

Однако пока никто лезть на дубину не собирался. Мужики оставались стоять на прежнем месте, пугая меня грозными взглядами.

— Пустите меня! Я его убью! — закричал кто-то в коридоре, все быстро расступились, и в зал вбежал муж Марфы Никитичны. В руке у него был здоровенный старинный кольт, прямо как из американского вестерна. Шутка переставала быть смешной и трогательной. Теперь моя дубина выглядела совсем неубедительно.

— Руки

вверх, застрелю! — закричал Василий Иванович и навел на меня револьвер. Между нами было не больше четырех шагов, и мне бы очень хотелось надеяться на то, что он умудрится промазать с такого расстояния. Чего, судя по решительному выражению лица, он делать не собирался.

— Руки вверх! — опять закричал он, с испугу прищурил правый глаз, потом вытянул руку вперед и собрался выстрелить.

— Тихо, тихо! — торопливо воскликнул я, и, демонстрируя смирение, бросил на пол одновременно и ножку от скамьи, и плети. — Сдаюсь, стрелять не нужно!

Лица противников оживились, и они все разом двинулись на меня. Теперь настал их час, и стало возможным отплатить за собственную трусость и заодно продемонстрировать хозяину отсутствующую преданность.

— Вяжи его, ребята! — опять закричал окончательно оживший генерал.

Ребята послушались и на мгновение закрыли меня своими широкими спинами от оставшегося на месте Марфиного мужа. Этих нескольких секунд мне вполне хватило, чтобы отскочить назад, к прижавшемуся к стене генералу Маралову, и приставить к его горлу самодельный нож.

— Стоять! — диким голосом закричал я. — Стоять на месте, а то генерала зарежу!

Изо всех присутствующих только я один смотрел американские боевики, так что мой поступок оказался для всех участников полной неожиданностью. Все застыли на своих местах, не зная, что в таком случае следует делать.

— Отпустите меня, вы делаете мне больно! Немедленно прекратите! — перейдя на «вы», закричал заложник, еще до конца не понимая, что с ним происходит.

— Я буду стрелять! — крикнул Василий Иванович, протискиваясь вперед.

— Василий Иванович, спокойно, пожалейте жену, убьёте генерала, вас на каторгу отправят, у меня большие связи в полиции! — попытался я сбить его с решительного настроя.

— Я ведь правда выстрелю, — пообещал он, однако не так решительно, как раньше. — Вы, вы, немедленно отпустите Трофима Кузьмича, а то…

— Бросай пистолет! — приказал я Василию Ивановичу, царапая оловянной ложкой горло Маралова. — Прикажи ему бросить пистолет, а то зарежу! — закричал я бедному обескураженному садисту в самое ухо. — Голову отрежу!

Генерал в запарке, скорее всего, не понял, что я от него хочу, и попытался вырваться, но силы у нас были неравны. Чтобы он не трепыхался, я порядочно приложил его головой о стену и развернул так, чтобы он оказался между мной и стрелком. Василий Иванович, имея меня на мушке,

кажется, не успел сообразить, что он теперь целится не в меня, а в своего патрона. Делал он это, как и в прошлый раз, с зажмуренными глазами. Однако это понял Маралов, которым я теперь прикрывался как щитом.

— Васька, не стреляй! — отчаянно закричал он, но товарищ не успел понять, что к чему, и нажал на спуск. В закрытом пустом помещении оглушительно ахнул выстрел крупнокалиберного пистолета, и мой заложник, дико вскрикнув, рванулся из рук.

— Караул, убили! — закричал кто-то из нападавших, кажется, дворник. Всё смешалось в доме Облонских. Теперь кричали все, и громче всех раненый Маралов. Единственный, кто сохранял спокойствие, это стрелок, он тупо застыл на месте, явно не соображая, что произошло.

Терять время было смерти подобно, и я, толкнув раненого генерала в сторону нападающих, одним прыжком подскочил к Марфиному супругу и вырвал у него из руки дымящийся пистолет. Он только ойкнул и не оказал ни малейшего сопротивления.

— А-а-а! Помогите, убили! — продолжал вопить раненый хозяин. — Помогите!

— Теперь все руки вверх! — вклиниваясь в общий хор, приказал я и навел на мужиков кольт. — Бросай лопату, сволочь! — крикнул я дворнику и ткнул в его сторону стволом. Дворник торопливо отбросил свой профессиональный инструмент.

— Молчать! Всех убью! — предупредил я и остальную компанию.

Умирать никто не захотел, потому общий крик тотчас оборвался. Стонал только раненый. Он дурак-дураком стоял посередине зала, прижав руку к боку. Между пальцами сочилась кровь.

— Васька, — горько спросил он стрелка, — за что?

— Я, Трофим Кузьмич, того, я не хотел, сам не знаю, как вышло, — бормотал Василий Иванович трясущимися губами и с ужасом смотрел на патрона. — Это все он, все он, анафема!

— А ну, всем встать к стене! — волевым решением внес я разумную долю руководства в общий хаос и повел дулом своего веского аргумента. На меня смотрели угрюмо и не подчинились. — Я что сказал! — продолжил я, но все остались на своих местах. Я и сам ещё не представлял, что дальше делать с этими клоунами, но раз начал командовать, то было необходимо добиться подчинения.

— Ну, быстро! Сволочи! Перестреляю! — как смог, истерично, завопил я.

Это помогло, народ послушно переместился к стере и выстроился рядком. Генерала взяли под руки и поддерживали лакей с тюремщиком. Только Василий Иванович неприкаянно стоял на прежнем месте, да начинающий приходить в себя палач в кумачовой рубахе нелепо барахтался на полу.

— Иди встань со всеми, — приказал я ревнивому мужу и для наглядности толкнул его стволом кольта. Он, судя по лицу, пребывал в шоковом состоянии и послушно присоединился к товарищам. Теперь все мои противники стояли у «стенки».