Турецкий ятаган
Шрифт:
— Алеша?! — удивленно воскликнул добрый малый, наезжая на землянку и наклоняясь над входом. — Никак ты?!
— Я. Вы что здесь делаете?
— Мы-то? — так же удивленно переспросил он. — Мы, того, боярскую девку ищем. А ты как сюда попал?
— Дело у меня здесь неподалеку.
— Пойдем к нам, наши тебе обрадуются, мы обедать собрались. А я все голову ломал, куда ты подевался! А ты вот оказывается где! Пошли…
— Спасибо, пока никак не могу. Нельзя, чтобы меня здесь увидели. А что за девка пропала?
— Девка, как девка. В тереме у боярина жила. А потом пропала. Куда делась, никто не ведает. Как будто горлицей из терема упорхнула.
— Алексашка, ты умеешь хранить тайну?
— Чего? Тайну? Умею, конечно.
— Тогда побожись, что никому не скажешь, что меня видел!
— Ну, ладно, ей богу, никому не скажу, а почему?..
— Я тебе потом все объясню. А пока возвращайся к своим, и обо мне не слова! Помни, ты клятву дал!
— Да я только…
— Езжай, а то они забеспокоятся, что ты здесь так долго делаешь.
— Ладно, а ты скоро вернешься?
— Скоро. Давай, трогай!
Удивленный парень, недоуменно качая головой, уехал, а я заглянул к Алене. Она сидела на лавке в той же позе, что и раньше, обхватив колени руками, и смотрела на меня испуганными глазами.
— Это кто был?
— Стрелец. Слышала, они тебя ищут.
— Ага.
— О том, что мы с тобой вместе, похоже, никто не догадался. Это хорошо. Да не дрожи ты так, думаю, всё обойдется. Сиди, а я пока за стрельцами понаблюдаю.
Я вернулся на старое место и теперь уже без прежней осторожности смотрел, чем занимаются незваные гости. Пока Алексашка осматривал окрестности, два его товарища разожгли костер, и теперь собирались, что-то жарить. Мой приятель подъехал к товарищам и слез с лошади. Наступал самый опасный момент. Если он проговорится или, заподозрив меня в лукавстве, скажет обо мне стрельцам, то шансов отбиться у меня практически не останется. Однако пока всё проходило гладко. Алексашка разнуздал свою лошадь и присел к костру.
— Ну, что там? — шепотом, спросила Алена, выглядывая в дверь.
— Пока все тихо.
— Знаешь, я так испугалась! А что они там делают?
— Разожгли костер. Когда уедут, мы испечем в нем рыбу.
— Можно я посмотрю?
— Посмотри, только осторожно.
Алена заняла мое место и начала наблюдать, как стрельцы готовят себе еду. Я ушел в землянку, лег на лавку, и задумался над тем, как будут дальше складываться наши отношения. Нечаянный поцелуй, который, кстати, не был отвергнут, мог привести к предсказуемым последствиям. Девушка мне очень понравилась, если не сказать больше — я был почти влюблен. Однако я совсем не знал, какие в эту эпоху царят нравы, и не представлял последствий нашего возможного романа. С меня, чужака и перекати поле, взять было нечего, но Алена связана и со своей семьей, и должна подчиняться общепринятой морали. Жениться я на ней не могу, и потому, что уже женат, и потому, что не имею законного места в этом времени. К тому же семья и постоянные отношения, не позволят мне выполнять свою миссию, не говоря уже о том, чтобы разыскивать жену. Так что как ни крути, завязывать тесные отношения с Аленой мне было невозможно.
— Они собираются уезжать! — радостно сказала девушка, заглядывая в землянку.
— Хорошо, — вяло ответил я, — как только уедут, пойдем жарить рыбу.
Глава 11
День кончился без происшествий. Сначала мы пекли в угольях рыбу, потом ее ели, остаток светлого времени я заготовлял дрова. Алена держала себя свободно и напоминала расшалившегося
Особенно сложно мне стало, когда я натопил нашу банную землянку, и настала пора мыться. Нужно было как-то ей объяснить, что все в наших отношениях остается так же как раньше и вместе мы с ней мыться не будем.
— Ты пойдешь первой, — сказал я зыбко-фальшивым голосом, от которого самому сделалось противно.
— Хорошо, — легко согласилась она, — я не очень люблю большой жар.
— Могла бы предложить вместе, — обижено подумал я. Тогда бы я смог отказаться и твердо расставить точки над i. Теперь же получалось, что я приношу напрасную жертву собственной порядочности, которую никто не собирается оценить.
— Если не хватит воды, крикни, я принесу, — хмурясь и злясь на собственную низость помыслов, сказал я.
— Хватит, мне много не нужно. Я голову вчера вымыла.
— Ну, тогда иди, легкого тебе пара, — скорбно вздохнул я. — Смотри, не угори!
Алена кивнула и закрыла за собой дверь, а я сел не бревнышко перед входом. На беду и в добавлении к моему внутреннему разладу начал накрапывать дождь. Вроде бы появился повод укрыться от него под нашей с ней единственной крышей. Однако я взял себя в руки и вознамерился испить сию горькую чашу до дна. Она, кстати, оказалась не только горькой, но и очень мокрой После первой разведки мелкими, теплыми каплями, дождь неожиданно осмелел и полил как из ведра. Я надел шапку, и поднял воротник кафтана. Спустя десять минут он, и я вместе с ним, были уже насквозь мокрыми. Потом блеснула молния, ударил гром и начался настоящий ливень. Небо принялись полосовать электрические разряды, и сначала редкие громовые раскаты превратились в непрерывную пушечную канонаду.
Алена ни могла не слышать, что делается снаружи, и давно должна была позвать меня под кров… Однако дверь в землянку по-прежнему была закрыта.
— Ну и пусть, — решил я, — буду здесь сидеть до последнего! И сидеть так мне пришлось еще долго. Наконец дверь слегка приоткрылась, и из светлой глубины послышался ангельски нежный голосок:
— Ой, какой ливень! Алеша, голубчик, ты там не промок?
— Промок, — сухо подтвердил я, спускаясь по скользким земляным ступеням. Алена была уже в сарафане и сочувственно рассматривала жалкое подобие былого орла.
— Бедненький, — всполошилась она. — Зачем же ты сидел под дождем, ты же можешь простудиться! Раздевайся скорее, нужно все просушить!
— Ты, что не слышала грозу? — спросил я, не собираясь вестись на запоздалое сочувствие.
— Слышала, но я ведь не знала, что идет дождь!
Нет, чем дольше я живу, тем непостижимей для меня становятся женщины. И как это в них сочетается глухая душевная тупость, с необыкновенной мягкостью, сочувствием и состраданием.
Алена буквально стащила с меня мокрое платье, разложила его на каменке сушиться, и принялась охать и хлопотать, так как будто я был уже при смерти.