Турист
Шрифт:
Прежде чем двигаться по жизни дальше, эти униженные отставники заскакивали на утренние воскресные теледебаты, откуда распространяли обвинения дальше и дальше. Общее мнение подытожил бывший заместитель директора, вкрадчивый и любезный карьерный шпион.
— Ирак, конечно. Во-первых, президент обвиняет нас в предоставлении неверной информации. Он упрекает нас в том, что мы не сумели убить Осаму бен Ладена до его великого пиар-действа. Нам ставят в вину, что обе эти неудачи, соединившись, привели к провальной, затянувшейся войне. Как будто это именно мы, а не кто-то еще, указали ему на Ирак. Мы защищаемся, предоставляя факты — факты, я подчеркиваю, — и тут
Настоящую бомбу бросил в апреле 2006-го республиканец из Джорджии Харлан Плезанс. Он возглавлял второй специальный комитет по расследованию, который, опираясь на результаты работы первого комитета, сосредоточил внимание на финансовых вопросах. Получив доступ к бюджету ЦРУ (секретному со времени принятия в 1949 году закона о Центральном разведывательном управлении), сенатор Плезанс во всеуслышание выразил свое недоумение по поводу того факта, что Компания выделила, например, десять миллионов долларов на финансирование некоей организации под названием «Молодежная лига», военизированной группировки, базирующейся в горных районах провинции Гуйчжоу и названной в честь молодежной коммунистической организации. По прошествии трех месяцев Плезанс дал интервью Си-эн-эн, в ходе которого заявил, что подаренные китайцам деньги были частью средств, вырученных в результате проведенной во Франкфурте сделки на восемнадцать миллионов евро по продаже афганского героина, произведенного тайком пленниками движения Талибан под опекой военного командования США. «И нам никто ничего не сказал».
В Лэнгли прекрасно знали, что даже если все сказанное сенатором правда, получить такие сведения, пройдя лишь по бумажному следу, он не мог. Необходимую информацию предоставило Плезансу другое агентство. Большинство в Компании полагали, что не обошлось без Министерства национальной безопасности, хотя некоторые, и Мило в их числе, кивали в сторону Агентства национальной безопасности, с которым у ЦРУ куда более давние счеты. Впрочем, большого значения это не имело, поскольку общественность мало интересовало, откуда поступили сведения. Уж больно заманчивой представлялась сама история.
С чего бы ни началось собственно кровопускание, именно с откровениями Плезанса оно вышло на новый, публичный уровень и приобрело масштаб международного побоища. Сначала смущенные немцы свернули до минимума поддержку и отказались от участия во многих совместных операциях. Затем началась гонка. Возникающие один за другим специальные следственные комитеты требовали представить финансовые отчеты, мелкие политиканы приобретали национальную известность, а в Лэнгли приступили к уничтожению жестких дисков. Попалась на этом Луиза Уокер, машинистка, которая после длительной консультации с адвокатом пришла к выводу, что единственный выход для нее — назвать имя. Она назвала Гарольда Андервуда, чиновника невысокого уровня. Адвокат, которым обеспечили Гарольда, тоже умел убеждать.
И пошло-поехало. Результатом длившихся в общей сложности восемнадцать месяцев расследований стали тридцать два ареста: с семнадцати арестованных обвинения впоследствии сняли, двенадцать получили различные сроки тюремного заключения, двое совершили самоубийство и один исчез. Новым директором ЦРУ, спешно проведенным через все обязательные
Коллективный стон Компании услышали по всему миру.
Первой жертвой неизбежных сокращений стали (решение принималось за закрытыми дверями) четыре секретных офисных этажа, где Турагенты распоряжались информацией, собранной Туристами, распределенными по всем населенным континентам. Ходили слухи, что директор Эскот вообще вознамерился освободить мир от Туризма. Туристы, имеющие в своем распоряжении неограниченные ресурсы и бесконтрольные средства, обанкротят Компанию, утверждал он. Но поскольку достаточной внутренней поддержкой для решительного упразднения секретного подразделения Эскот не располагал, ему ничего не оставалось, как только приступить к затяжной осаде, отхватывая при случае понемножку.
Результаты первых, осторожных шагов нового директора Мило ощутил в аэропорту Ла Гуардия, куда он прибыл из Теннесси и где встретился с Томом Грейнджером. Старик отослал «прокатных копов», как называл не состоящих в штате Компании служащих, и они вдвоем наблюдали через двустороннее зеркало за толпящимися у багажной карусели пассажирами и потоком путешественников, протекающим по транзитным переходам, ставшим в последние годы центрами повышенной опасности. Оба скучали по тем почти забытым временам, когда путешествия начинались с прибытия в новое, незнакомое и интересное место, а не со знакомства с мерами, введенными антитеррористическими законами.
— Безумие опьяненных бойней, — проворчал Грейнджер, глядя в стекло. — Оно начинается.
Даже по стандартам ЦРУ Том Грейнджер был стар — семьдесят один год. В ящике стола у него всегда лежали таблетки. Он никогда не появлялся в общественном месте без галстука.
— Великий Инквизитор прислал памятную записку через одного из своих подручных, а точнее, через Теренса Фицхью. Мне должно готовиться к казням. Эскот предсказывает войну на изнурение и вынуждает сокращать штаты. Это медленное харакири.
Мило знал Грейнджера с 1990-го, когда его пригласили стать частью тайного мира Компании в Лондоне, и старик всегда склонялся к мелодраматизму, если дело касалось Лэнгли. Отдел тайных операций на Манхэттене был его частным владением, и каждое напоминание о том, что за веревочки дергают люди из другого штата, причиняло ему едва ли не физическую боль. Поэтому, может, он и приехал в аэропорт, а не стал откладывать разговор до утра в кабинете — здесь никто не слышал его ворчания.
— Ничего, Том, у тебя бывали времена и похуже. У нас всех они бывали.
— Вряд ли, — не согласился Грейнджер. — Четверть. Вот сколько мы теряем. В следующем году фонды уменьшатся на четверть, и оставшегося бюджета едва хватит на покрытие операционных расходов. Мне предстоит определить, кто из Турагентов получит розовый листок, а кого ожидает перевод в другие отделы.
— А Туристы?
— Ха! Их, видишь ли, слишком много. В том-то и дело. На всю Европу двенадцать штатных мест, люди работают круглосуточно, однако ж мне предложено убрать троих. Подонок. Кем он себя возомнил?