Турмс бессмертный
Шрифт:
Танаквиль бросила на меня злобный взгляд и прошипела:
— Если бы у тебя достало ума, Турмс, ты бы взял вот этот подсвечник и разбил бы им голову Арсиное! Этим ты бы спас себя от многих неприятностей. Но сейчас не время вести пустые разговоры. Что ты намерен делать, Турмс?
— Да, что ты теперь намерен делать, Турмс? — поинтересовалась и Арсиноя.
У меня в голове все еще больше перепуталось.
— Почему я вообще должен что-то делать, когда во всем виновата только ты одна?! Ну, хорошо! Конечно же, я могу взять меч и воткнуть Дориэю в шею, если он сейчас и впрямь крепко спит, но имей в виду, что мне совсем
Арсиноя умоляюще сложила руки:
— Пожалуйста, пересиль себя и убей этого противного Дориэя! Тогда ты сможешь забрать себе собачью корону, перетянуть на свою сторону войско, которое собрал Дориэй, чтобы идти на Эрикс, и помириться с Карфагеном. Я опять стану жрицей в Эриксе, и наш сын вырастет в богатстве и довольстве.
Танаквиль сострадательно покачала головой:
— Эта женщина лишилась разума, если полагает, что тебя, Турмс, никто ни в чем не заподозрит, когда Дориэя найдут с перерезанным горлом. Ладно, так и быть, я возьму все эти неприятные хлопоты на себя. Троих мужей я уже спровадила на тот свет и не вижу причин оставлять в живых четвертого. В конце концов я просто обязана оказать ему эту услугу, тем более что он задумал погубить меня и навлечь несчастье на весь Эрикс. А сейчас уходите отсюда вместе со своим щенком — мне пора заняться делом.
И она затолкала нас в нашу комнату, где мы молча ждали развития событий. Я рассматривал личико своего сына, пытаясь понять, почему Дориэй пришел к мысли о фамильном сходстве с ребенком. Я пристально разглядывал младенца и все больше укреплялся в мнении, что рот мальчика — это мой рот, а нос его — это нос Арсинои. Я даже взял зеркало Арсинои и долго сравнивал свое лицо с чертами лица малыша.
Но внезапно мы услышали подземный гул, страшнее которого мне прежде слышать не доводилось. Пол у нас под ногами заходил ходуном, его плиты на наших глазах покрывались трещинами, мебель срывалась со своих мест, а стены качались. Арсиноя схватила сына и прижала его к груди, я обнял их обоих, и мы устремились к выходу и выбежали на улицу через покосившиеся ворота. Мимо нас стремглав промчалась испуганная кошка Арсинои. Земля опять содрогнулась, и одна из стен дворца рухнула.
— Дориэй мертв, — сказал я, — эта земля была его наследственным владением, и она покачнулась от горя, когда он умер. Может, он действительно происходил от богов, хотя мне и трудно в это поверить, ибо от него пахло человеческим потом и из его ран текла человеческая кровь.
Арсиноя повторила:
— Дориэй мертв. — И сразу же спросила: — Турмс, что теперь с нами будет?
Испуганные люди тащили куда-то свой скарб, и скот мычал и блеял, носился по улицам, но воздух уже посвежел, ветер был приятным и прохладным, и я почувствовал, что сбросил со своих плеч некий груз. Тут из царского дворца показалась Танаквиль — в разорванной в знак траура одежде и с посыпанной пеплом головой, она горестно причитала, и ей вторили оба ее сына, которые шли за ней. Однако люди кругом были слишком напуганы, чтобы обращать на них внимание.
Арсиноя и я присоединились к этой троице и отправились в покои Дориэя, где застали Микона с его лекарской сумкой. Он удивленно разглядывал мертвого царя Сегесты, который лежал на своем ложе с почерневшим лицом, его язык жутко распух и вывалился изо рта, а на губах пузырилась пена.
— Если бы это случилось летом, когда много
Оба сына Танаквиль в один голос воскликнули:
— Это перст судьбы и удивительнейшее совпадение. Ведь наш отец погиб точно такой же смертью! И все же это хорошо, что Дориэй умер. Мы немедленно подпишем новый договор с Карфагеном и выберем в цари кого-нибудь из местной знати. Мы с братом очень соболезнуем нашей матери, но Дориэй был все-таки чужестранцем, а обычаи, которые он хотел завести здесь, совсем не годились для Сегесты.
Они вопросительно посмотрели на меня и сказали:
— Кто-то сейчас должен пойти и сообщить о случившемся войскам, а также приказать юношам Дориэя, чтобы они в знак печали сложили оружие и разошлись по домам на все время траура.
Я резко ответил:
— Только не просите меня об этой услуге, ибо я не собираюсь ни во что тут вмешиваться. Как только тело Дориэя будет сожжено на погребальном костре, я покину Сегесту, потому что этот город так и не стал мне родным.
Сыновья Танаквиль злобно переглянулись и сказали:
— Да, Турмс, слова твои справедливы, ты и впрямь чужой в наших краях. Хватит с нас пришельцев! Чем скорее мы покончим с ними, тем лучше.
Однако Танаквиль, которая грустно смотрела на черное лицо Дориэя и его крепкое стройное тело, предостерегающе подняла руку и тихо проговорила:
— После того, что случилось, мне многое стало безразлично. Многое — но не все. Турмса я вам трогать запрещаю!
Тут Танаквиль, мгновенно постаревшая и осунувшаяся, обернулась к Арсиное:
— Да, пускай Турмс уходит с миром, но вот эту девку богини мы отошлем обратно в храм в Эриксе, чтобы ее наконец-то наказали за побег. Она — собственность храма, она — его рабыня, а сын рабыни — тоже раб и тоже принадлежит святилищу. Так пусть же его оскопят и сделают из него жреца или танцовщика, и пусть примерно накажут его мать, эту беглую рабыню!
Смертельно испуганная Арсиноя прижала ребенка к груди и воскликнула:
— Ты не можешь этого сделать, Танаквиль! Я навлеку на твою голову гнев богини.
Танаквиль сурово улыбнулась, дотронулась рукой до лица Дориэя, чтобы отогнать мух, собирающихся возле его глаз и губ, и сказала:
— Гнев богини уже обрушился на меня. Я потеряла Дориэя и теперь уже не боюсь ни людей, ни богов. Он был любимейшим из моих мужей.
Тут она перестала сдерживаться, сжала руку в кулак и так ударила себя по губам, что ее новые зубы из слоновой кости сломались, а изо рта вытекла струйка крови. Она выплюнула обломки зубов, вытерла кровь и принялась разрывать одежду у себя на груди, говоря и причитая:
— Вы не знаете, какую любовь может испытывать стареющая женщина. Это не просто любовь, но любовь, неотделимая от мук и страданий. Он мог бросить меня, и он должен был умереть!
Оба сына Танаквиль испуганно посмотрели на нее и опасливо отодвинулись. Я же обнял Арсиною за плечи и сказал:
— Я связан с Арсиноей и возьму ее с собой. Также я забираю и моего сына, несмотря на ваши местные законы. И не пытайся мне помешать, Танаквиль, ибо я буду защищаться, и тогда многим в Сегесте не поздоровится.