Турнир

Самохин Валерий Геннадьевич

Вовка поднял руку не на вора. Он покусился на самую верхушку козырной колоды – председателя Верховного суда воровского мира СССР. Косяк этот подлежал исправлению только одним способом – прямо сейчас ему нужно было разбежаться и со всей своей дури грохнуться башкой о ближайший угол.

– На дно надо ложиться, бригадир, – сипло озвучил незатейливый выход борец. – Разбегаемся куда глаза глядят.

Глаза выбрали единственно верное направление: тьмутараканскую бабкину деревушку. Через неделю пребывания в родных пенатах Вовка немного успокоился и даже начал заигрывать с немногочисленными

деревенскими молодухами, самая младшая из которых недавно разменяла тридцатник.

Под привычные гогот, блеяние и мычание ностальгически вспомнилось беззаботное детство. Иногда, забавы ради, он боролся с бабкиным бычком, имевшим странную кличку Дездемона. Если удавалось наловить на утренней зорьке жирной плотвы, день считался удачным – других «карасей» в окрестностях не водилось. А разводить здесь можно было разве что кроликов. …На десятый день своей размеренной деревенской жизни Вовка увидел въезжающую в деревню кавалькаду джипов…

В гости нагрянула братва.

– Бабуль, я ухожу, – торопливо сказал он старушке, открывая заднее окно покосившейся избушки. Лес начинался сразу за огородом. – Будут спрашивать: где я, не вздумай врать – эти волки сразу почуют.

Бабку вплетать в свои разборки не хотелось.

– Убивцы за тобой, внучок, приехали? – безмятежно осведомилась старушка.

Вовка вздрогнул. Бабки он побаивался с самого детства – ни один секрет не проходил мимо ее единственного бдительного ока. Второй глаз у бабки тоже присутствовал: стеклянный, помутневший, с небольшой трещинкой на роговице. Впрочем, побаивался бабки не только Вовка, но и вся тьмутараканская деревушка. Обращаясь к «соседке» с многочисленными болячками, жители тем не менее при ее приближении испуганно крестились. Вовкина бабка числилась у местных в «колдовском авторитете».

– Помоги-ка, внучок, одной мне не сдюжить, – продолжала старушка, пытаясь сдвинуть громоздкий пыльный сундук, стоявший у почерневшей от времени стены. – Не стой ты, как баран, видишь – силенок не хватает!

– Бабуль, ты че, на старости лет совсем из ума выжила?! Щас братва двери выносить начнет, а она мебель переставлять надумала! – заорал благим матом Вовка и, видя, что бабка не обращает на него никакого внимания, плюнув, одним рывком сдернул с места сундук. Из открывшегося темного провала дохнуло прелой сыростью.

– Лезь, давай! – подтолкнула бабка внука в спину. – Не задерживай! Мне еще его на место ставить.

– Я тебе бандеровец какой, чтобы в норе прятаться? – Вовка отшатнулся от мрачной ямины.

Бабка, ухватив его жилистой рукой за воротник, неожиданно сильным толчком отправила в полет. Кубарем прокатившись по земляным ступеням, Вовка грохнулся всем центнером массы о земляной пол и отключился.

Очнувшись, с недоумением огляделся. Погреб оказался довольно просторным, с добротными каменными стенами и сталактитовым потолком. Покрутив чугунной башкой по сторонам, браток краешком сознания отметил почти незаметный вход. Другой краешек сознания ухватил какое-то шевеление в углу пещеры. Там, бормоча речитативом незнакомую заунывную песню, словно шаман из «Клуба кинопутешественников», сидел на корточках обросший бородатый мужик в овчинном тулупе и жарил на вертеле ароматное мясо. Блики костра колыхали тени в глубине подземного грота. Ситуация отдавала абсурдом.

Вовке сделалось

жутко.

Он поежился. Спешно наброшенная кожаная «косуха» и дорогой спортивный костюм немецкого производства от жуткого холода, царившего в пещере, служили слабой защитой: тепло костра бесследно таяло где-то во мраке.

Не обращая ни малейшего внимания на очнувшегося гостя, мужик налил в немытый, с масляными разводами стакан мутноватую жидкость. С наслаждением, громко хлюпнув одной ноздрей, шумно нюхнул содержимое и одним бульком отправил его в широкую глотку, не забыв при этом довольно крякнуть. Затем яростно почесал подмышку и извлек мерзкого вида насекомое, размерами и формой напоминающее разжиревшего таракана. Внимательно осмотрев усатую тварь при неровном свете костра, положил себе на зуб это «членистоногое нечто», задумчиво надкусил и с отвратительным хрустом выплюнул на грязный пол пещеры.

– Силен, бродяга! – вслух восхитился Вовка. – Закусь у тебя, конечно, мировая, но лучше бы ты ее поменял.

– Херла куш изнын апташлы? – сиплым голосом пропойного забулдыги спросил мужик.

– У-у, братуха! – озадаченно протянул бандит. – Хавчик здесь уже не поможет, тебе чердак менять нужно. Водка, брат, она и не таких героев губила.

Мужик невозмутимо продолжал:

– Бирсу винлыкта шамохаш кесдес?

– Шамошах полный, – на всякий случай согласился с ним Вовка и задушевно поинтересовался: – Давно из дурки-то?

Бородатый абориген внимательно посмотрел на него желтоватыми, с красными прожилками глазами и, кивнув каким-то своим мыслям, булькнул в стакан очередную порцию. Затем, порывшись у себя за пазухой (Вовка при этом вздрогнул, ожидая появления очередной твари), достал небольшой мешочек и высыпал на ладонь щепотку сладко пахнущей травы.

– Косячка решил замастырить? – с облегчением догадался браток.

Проигнорировав вопрос, мужик бросил щепотку в стакан и сосредоточенно помешал забурлившую жидкость деревянной палочкой. Напиток, мгновенно сменив цвет с прозрачного на мутно-сиреневый, с радостным шипением устремился из стакана. Шаркающей походкой сонного пингвина бородатый абориген приблизился к Вовке и требовательно протянул немытую посудину:

– Пансай!

Вовка принял стакан с настороженностью – кто его знает, этого Робинзона с букашками. Тараканы из бестолковки у него, похоже, давно разбежались. Сказать правду, мысли путались и у самого Вовки, сто грамм в такой ситуации представлялись неплохим вариантом. Почесав в затылке, он чуть-чуть пригубил подозрительное пойло. Неплохо, чем-то походит по вкусу на знаменитую чешскую «бехеровку». Мысленно перекрестившись, бывший комсорг юниорской сборной страны по биатлону, а ныне отставной бригадир солнцевской братвы, залихватским жестом опрокинул содержимое.

– Банзай! Чтоб мы так жили!

Уподобившись мужику, Вовка смачно крякнул от удовольствия, а через некоторое время понял, что слова он произносит на незнакомом языке. То ли от треволнений, то ли от выпитого, но язык стал заплетаться буквально сразу.

– Где я?

– Здесь.

– Здесь – это где?

– Здесь – это тут.

Вновь запустив пальцы в шевелюру, Вовка подстегнул мыслительный процесс, отметив при этом своеобразную логику хозяина пещеры. Логика была почище бандитской. Тогда он решил подступиться с другого бока: