Туз в трудном положении
Шрифт:
– Мне нужен твой рассказ о пробном голосовании в понедельник вечером.
– Давняя история, Луи.
– Газеты восхваляли хитроумную стратегию Дэнни Логана, который придумал все в последнюю минуту. Даже Девон не знал, что происходит: видел бы ты его лицо, когда он наконец все понял! Но я давно знаю Логана, и этот ход совершенно не в его стиле. Я разговаривал со всеми делегатами, каких только смог выловить, и все говорят, что получали распоряжения не от Логана, а от тебя.
– Логан был в курсе того, что я делаю.
Джек попытался шагнуть налево.
– Из одного источника я узнал, что в понедельник вечером он был в отключке.
– Он праздновал.
Шаг направо.
– Начал праздновать с самого завтрака, как я слышал.
Снова перекрыл путь.
Джек бросил на него гневный взгляд.
– Я занятой человек, Луи. Какого черта ты вообще добиваешься?
– Это был ты или не ты?
– Я не стану ни подтверждать, ни отрицать. Ясно?
– А зачем ты отпираешься? Ты же голливудский парень: ты должен наслаждаться вниманием. Не будь таким слабаком.
Случилось неизбежное: мужчина в белом смокинге забарабанил первые такты «Не плачь по мне, Аргентина». Джек почувствовал, что его самообладание рассыпается прахом.
– Я опаздываю на ланч, Луи. Я не стану ни подтверждать, ни отрицать. Понятно?
Маска доброго дедушки Санты исчезла.
– С пятой поправкой ты на сорок лет припозднился, Джек.
Гнев вскипел в Джеке. Он устремил на репортера холодный взгляд и шагнул вперед, словно намереваясь пройти сквозь него.
Они оказались совсем рядом с роялем, стоящим на возвышении. Мужчина в белом смокинге продолжал наяривать свой гимн южноамериканскому фашизму. Гнев поднимался в Джеке следом за страхом и унижением. Мысленно попрощавшись с Эми, он шагнул к роялю. Мужчина в белом смокинге механически ему улыбнулся.
На рояле стоял большой аквариум, на дне которого набрался зеленый сугробик чаевых. Джек взялся за стеклянный край, чуть напрягся – и отломил кусок. Золотистое силовое поле мимолетно проявилось. Пианист ошарашенно взирал на него. Джек раскрошил в кулаке стекло, протянул руку, отогнул нагрудный карман смокинга и высыпал стеклянный песок туда.
«Не плачь по мне, Аргентина» оборвалась.
– Еще раз сыграешь эту песню, – сказал Джек, – и я тебя убью.
Удаляясь, Джек подумал, что ему следовало бы стыдиться столь дешевого способа самоудовлетворения.
Но почему-то ему стыдно не было.
12.00
Гроб Кристалис на кладбище нес один только Тролль. Огромный начальник охраны джокертаунской больницы баюкал гроб на руках, словно спящего ребенка. За ним выстроилась остальная траурная процессия. Там снова читали молитвы, а отец Кальмар освятил могилу фимиамом и святой водой. Тахион взял горсть земли и медленно высыпал ее на гроб. Крышка отозвалась глухим, царапающим звуком, похожим на тот, который издает прошедший по стеклу коготь, и Тахион содрогнулся.
Солнце казалось распухшим и каким-то нездоровым шаром, плавающим в пелене летнего нью-йоркского смога. Тах жаждал, чтобы все поскорее
– Привет, отец, – произнес знакомый голос справа.
– Рад снова тебя видеть, Даниэль.
Тахион не смог сдержаться. Он бросился к Бреннану, сжав человека в жарком объятии и демонстрируя открытые чувства, которые, как он знал, тот едва выносил. Резко втянув в себя воздух, Тах отстранился от Бреннана и пристально посмотрел на него.
– Нам надо поговорить. Идем.
Они прошли дальше по кладбищу, пока их частично не заслонило несколько причудливых надгробий. Из-за плачущего ангела Тахион посмотрел на женщину, которая с любопытством смотрела им вслед.
– Надо думать, что эта красивая блондинка – Дженнифер.
– Да, – подтвердил Бреннан.
– Я бы сказал, что ты везунчик, но это не кажется уместным, когда на тебя пытаются повесить убийство. Ты поэтому вернулся?
– Отчасти. Но в основном я здесь для того, чтобы выяснить, кто ее убил.
– И как идет расследование?
– Не слишком хорошо.
– Есть теории?
– Я подумал, что это мог сделать Кин.
Тахион покачал головой.
– Не вижу смысла. Мы заключили договор, по которому ты уехал из города и закончил войну. Зачем ему рисковать и снова начинать череду убийств?
– Кто знает? Я буду копать, пока что-нибудь не выскочит.
Тах сухо посоветовал:
– Только постарайся, чтобы оно не вскочило на тебя. Мне хотелось бы тебе помочь, но я должен вернуться в Атланту. Ты будешь держать со мной связь?
– Нет. Как только я с этим закончу, мы с Дженнифер уедем из Нью-Йорка, и на этот раз навсегда.
– Если не будешь держать связь, то хотя бы будь осторожен.
– На это я согласиться могу.
13.00
Пидмонт-парк был забит людьми. Спектор проталкивался сквозь толпу к помосту. В облегающем черно-белом костюме он чувствовал себя идиотом. Под гримом его кожа задыхалась. Он едва успел в парк вовремя. В костюмерной лавке народу было как сельдей в бочке. В основном джокеров. К счастью, из-за митинга в парке улицы опустели. Он оставил собственную одежду и другое имущество в шкафчике. Ключ был заправлен в рукав его трико.
Он все еще оставался метрах в ста от платформы. Там уже проверили микрофоны, но Хартманна пока не было. По толпе медленно двигалась тень. Спектор задрал голову, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, и увидел, что Черепаха бесшумно скользит над ними к сцене, которую готовят к прибытию сенатора. Раздались аплодисменты и даже приветственные крики. В толпе собрались преимущественно джокеры, хотя пришли и натуралы, которые в основном собиралась по краям толпы.
– Смотри, мама: смешной дядя.