Тварь внутри тебя
Шрифт:
— Тогда мне нужно всего лишь представить, что ты мой врач.
Гарри осторожно снял пластиковое покрывало с ее бледного юного тела, посмотрел на него и трясущимися руками снова накрыл.
— Так страшно? — Она еле сдерживала рыдания. — Мама всегда говорила, что я могла бы быть фотомоделью.
— Конечно, ты могла бы, — кивнул он, — ты была очень красивой.
— А теперь нет? — Всплеск ее отчаяния достиг некроскопа. Пенни помолчала, а потом спросила: — Ты разозлился, Гарри?
Чувствуя, как рычание рвется у него из глотки,
— Да, Пенни. Да, я разозлился.
И бросился к выходу.
Дарси Кларк был тут, за дверью. Он ждал вместе с человеком в штатском. Гарри закрыл за собой дверь и прислонился к стене.
— Я оставил ее лицо открытым, — сказал он и, посмотрев на полицейского, добавил: — Так и оставьте.
Тот поднял бровь и безразлично пожал плечами.
— Мне-то что? — буркнул он без всякого сочувствия, гнусавя, как житель Глазго. — Ведь я их не касаюсь, шеф. Но их, мертвяков, всегда накрывают...
Гарри резко повернулся к полицейскому — глаза расширены, крылья носа побелели, лицо искажено гримасой. И тут включился инстинкт Кларка, он подсказал, что некроскоп внезапно стал опасен. Гарри был в ярости, и ее нужно было на ком-то выместить. Кларк понимал, что ни полицейский, ни кто-либо еще тут ни при чем, просто эмоции требовали выхода.
Он шагнул вперед, встав между полицейским и некроскопом.
— Все в порядке, Гарри, — сказал он торопливо, — все в порядке! Ты понимаешь, эти люди каждый день видят такое, естественно, что их чувства притупились.
Гарри взял себя в руки, только голос его был хриплым, когда он заговорил вновь.
— Такое они видят не каждый день. К тому, что кто-то способен сделать подобное с девушкой, нельзя привыкнуть. — И добавил, видя недоумение Кларка: — Потом расскажу.
Он глянул на офицера поверх плеча Кларка и уже спокойным тоном спросил:
— Бумага и ручка есть?
Полицейский, несколько удивленный происходящим, — он ведь выполнял рутинную работу, — вежливо ответил:
— Да, сэр, — и полез в карман за блокнотом. Он торопливо водил карандашом по странице, стараясь успеть записать то, что скороговоркой выпалил Гарри: имя Пенни, ее адрес, сведения о родных. Выглядел он при этом слегка озадаченным. — Насчет этих данных... вы уверены в них, сэр?
Гарри кивнул:
— Только постарайтесь проследить за тем, о чем я просил. Я хочу, чтобы ей не накрывали лицо. Пенни терпеть не могла, когда ей закрывают лицо.
— Так вы, стало быть, знали молодую леди?
— Нет, — сказал Гарри, — но теперь я знаю ее.
Они ушли, а офицер бормотал что-то в свою рацию и в недоумении чесал затылок.
Выйдя на солнечный свет, Гарри надел темные очки и поднял воротник пальто.
— Там что-то еще, верно? — спросил Кларк.
Гарри кивнул, но тут же заметил:
— Ну да не о том речь. Что эта информация дает вам? У тебя есть какая-нибудь версия по поводу того, с чем мы столкнулись?
Кларк развел руками:
— Мы знаем только,
— Вам известно, что он делает с жертвами?
— Да, сексуальное насилие, точнее, какое-то странное извращение. Он психопат.
— Хуже, — вздрогнул Гарри, — это такой же маньяк, как Драгошани.
— Что? — повернулся к нему Кларк.
— Некромант, — пояснил Гарри. — Убийца и некромант. Но он хуже Драгошани, потому что он еще и некрофил.
Кларк смотрел на него, не понимая.
— Просвети меня. Я что-то не пойму, хотя должен бы знать.
Гарри задумался на мгновение, ища подходящие слова, ничего не смог придумать и наконец заговорил.
— Драгошани терзал тела жертв, чтобы извлечь информацию. Он умел это, как ты умеешь делать свое дело, а я — свое. Этим он занимался, когда работал на Григория Горовица и советский центр в Бронницах. Он работал с телами врагов. Драгошани мог читать страсти, одолевавшие человека при жизни, вырывать подробности прямо из дымящихся внутренностей, настраиваться на мелодию их разума по шепоту остывающих мозгов, вынюхивать мельчайшие секреты в газах, вздувших кишечник.
Кларк сделал протестующий жест:
— О Боже, Гарри, уволь, все это мне известно.
— Но ты не знаешь, что это такое — быть мертвым. Тебе этого не понять, ты и вообразить не можешь, каково им. Ты получаешь от меня информацию и доверяешь ей, потому что она точна. Но что тебе до них? Да я тебя и не виню, но послушай! Я всегда говорил, что мой дар — совсем не тот, что у Драгошани, но в некотором отношении мы похожи. Мне неприятно говорить об этом, но это так. Ты ведь знаешь, что этот подонок сделал с Кинаном Гормли, во что он его превратил. Но только мне известно, что чувствовал сам Гормли.
Кларк наконец понял. Он судорожно втянул воздух и почувствовал, как мурашки бегут по коже. И он выдохнул:
— Бог мой, ты прав! Я просто не думал, не хотел думать об этом, но ведь Кинан действительно осознавал, чувствовал все, что Драгошани делал с ним.
— Верно. — Гарри не щадил Кларка. — Пытка — это орудие некроманта. Мертвые чувствуют все, что он делает с ними. Так же, как слышат мою речь. Но они, в отличие от живых, беззащитны. Они не могут даже закричать — их не услышат.
— И Пенни Сандерсон... — Кларк побледнел.
— Она все чувствовала! — зарычал Гарри. — И этот подонок, кем бы он ни был, знал это. — Он помолчал. — Так что, видишь ли, изнасилование — достаточно мерзкое дело; некрофилия — оскорбление, наносимое бесчувственному телу; но то, что делает он, — это ниже всего: он мучает свои жертвы, пока они живы, а потом пытает их мертвые тела и оскверняет, зная, что они все это чувствуют и сознают... У него был такой нож, с кривым лезвием, каким делают лунки в дерне, когда сажают луковицы цветов, острый, как бритва. Он выскребал им совсем не дерн.