Твари Господни
Шрифт:
– Как ты меня нашла? – спросил Кайданов.
– Захотела и нашла, – судя по всему, Викки вопросу не удивилась, но и отвечать на него не стала.
Как всегда. Никак. Захотела и нашла. Вопрос, зачем? Как нашла, не так уж и важно. Это всего лишь техническое обстоятельство, но вот зачем, это да, это существенно. Потому что сам-то он, судя по всему, возвращаться, не собирался. Иначе бы и в Мюнхен не поехал. Ведь знал – ну пусть не наверняка, но определенно чувствовал – что-то с этой встречей не так. А его чувства дорогого стоили.
"Я просто не хотел жить… Устал…" – а
"Как раз", – признал Кайданов, не испытывая при этом никаких особых эмоций.
Не хотел жить.
"И с чего бы вдруг?" – но вот ёрничать не получалось. Да и не следовало, наверное. Не хотел, потому что выдохся. Вышел весь, как говорили старики в его детстве.
"На нет сошел", – но и это его не удивило. Это-то как раз было понятно. Или, вернее, стало понятно теперь. Другое занимало. Зачем, тогда, прорывался? Мог ведь устроить им такой "последний парад", что и через сто лет вспоминали бы с ужасом. Как раз на такое и хватило бы сил. Но нет, не убился, не реализовал свой глубоко законспирированный в душе план – так глубоко запрятанный, что и сам про него не знал, пока небо не рухнуло, и это все не всплыло на поверхность куском канализационного дерьма – не убился, а побежал.
"Зачем, если сам искал смерти? Или уже не искал?"
"По-привычке…" – но это предположение не выдерживало никакой критики. Привычка, автоматизм – все это хорошо и даже замечательно, когда есть цель, мотор, желание наконец. Но, как он теперь знал, мотор заглох, цели давно выветрились, а желание, если и существовало, то ровно противоположное по значению. Не жить, а умереть.
"И видеть сны…" – но и это неправда. Там снов не будет. Потому что не будет ничего.
"И что же в остатке?" – а вот на этот вопрос Кайданов должен был ответить. Несмотря ни на что, на слабость и боль, обязан был ответить.
– Ты меня чувствуешь? – спросил он вслух. Во всяком случае, это было что-то реальное, за что его плывущее сознание могло хоть как-то ухватиться.
"Чувствует?" – следовало признать, что это было что-то новое. Об этой ее способности Кайданов раньше не знал. Сам ее не чувствовал, но полагала, что и она его "видит" ровно настолько, насколько все они друг друга могут "видеть".
– А ты как думаешь? – ее голос не выражал ровным счетом никаких эмоций. Просто вопрос. Он спросил, она спросила. И все.
– Значит, чувствуешь, – Кайданов допил остывший кофе и медленно, контролируя каждое, даже
– Значит, чувствую, – показалось ему или Викки, действительно, усмехнулась?
– Угомонись, милый, – сказала она, пока Кайданов закуривал. – Какая тебе разница?
"И в самом деле, какая мне разница?"
Чисто технический интерес? Вроде того, а на что еще способен мой комп, мой Майбах, [48] мой холодильник, мой… моя… мое…
48
Maybach – автомобиль, производившийся фирмой Карла Майбаха, прекратившей выпуск автомашин в 1941 году. В 1961 права на Maybach приобрела компания Daimler Benz, которая в конце 1990-х возродила забытую марку.
"Моя резиновая женщина", – вспомнил Кайданов, и неожиданно все встало на место. Он вспомнил и понял то, что ему все время мешало, но никак не давалось в руки.
9
"Я Ольга Эйнхорн", – слова "прозвучали" привычно, как отражение в зеркале.
Это лицо имело имя.
Ольга открыла дверцу машины и, наклонившись, взяла с сидения все еще не початую бутылку шнапса.
"Немного алкоголя, фроляйн? Почему бы и нет?" – она свинтила металлический колпачок и сделала длинный глоток. Однако, вопреки ожиданиям, шнапс ей не понравился.
"Не мое", – она закрыла бутылку и вернула ее на место.
"Фроляйн курит? А черт его знает!" – раньше она, вроде бы, курила, но давно и недолго. Впрочем, другая она часто и с удовольствием курила толстые гаванские сигары. Однако Ольга подозревала, что в этом мире толстая и длинная сигара будет смотреться во рту у девушки более чем двусмысленно.
"Это лишнее", – решила Ольга, представив себя с черной сигарой в зубах и, распотрошив пачку "Кемела" – "А почему, кстати, именно "Кемел?" – достала из нее приторно пахнущую сигарету.
– Госпожа?! – голос принадлежал высокому крепкому парню с рыжей "шкиперской" бородкой и простоватым взглядом голубых навыкате глаз. Ольга приметила его на противоположной стороне парковочного поля, сразу как только вышла из уборной. Увидела и сразу все поняла, но решила не спешить. Подойти к ней он должен был сам.
– Госпожа?!
– Здравствуй… – она обернулась и приветливо улыбнулась, предоставляя ему представиться первым, потому что опознать бойца в его нынешнем облике, естественно, не могла.
– Антон, – ответно улыбнулся он. – Я был твоим Третьим, госпожа.
Последние слова он произнес почти шепотом и, совершенно не разжимая губ. Теперь, когда он назвался, Ольга его вспомнила. Тогда Третий – просто Третий, потому что входил в первую десятку – выглядел совершенно иначе, что, впрочем, теперь было совершенно неважно, так же как и то, как его звали там.
– Привет, Антон! – сказала Ольга. – У тебя огонька не найдется?