Твари Господни
Шрифт:
– Девять, – задумчиво повторил Виктор. – Гектор не успеет, и Марий тоже. Возможно, Персиваль… Он очень старается, знаешь ли… Впрочем, неважно. Жди до полуночи, – сказал он снова изменившимся голосом. – Если никто больше не придет, ставьте круг. Ты понимаешь, о чем я говорю?
"Они обсуждают что-то очень важное при свидетелях, но их это, кажется, совершенно не волнует".
– Да г…, – коротко кивнула Дженевра.
"Что она хотела сказать, но не произнесла вслух? Имя или…?"
То, что такая женщина могла бы назвать Виктора господином, причем в истинном
– Без шума уже не получится, – продолжил Виктор, получив утвердительный ответ. – Но нам теперь не до жиру, не так ли? Вернее, не до жиру мне. Сама понимаешь.
– Понимаю.
– Но если вы все сделаете правильно, я успею вмешаться.
– Но правильно ли то, что я могу сделать?
– Ты имеешь в виду ту лакуну, – кивнул Виктор. – Я думал об этом и полагаю, что знаю, что там пропущено.
– Я слушаю вас, – женщина впервые позволила себе проявить нечто вроде волнения, однако Кайданову показалось, что будь на ее месте кто-нибудь другой, чувство это можно было бы определить, как очень сильное.
– Кровь, – сказал Виктор, и от удивления Кайданов даже на него оглянулся. Он просто перестал понимать хоть что-нибудь.
– Жертвенная кровь? – Дженевра осталась совершенно невозмутима, лишь вопросительно подняла бровь.
– Нет, – покачал головой Виктор. – Это должна быть родная субстанция. Тогда, заговор сработает, и я смогу включиться в процесс, как третья сила. Еще вопросы есть?
– Нет, – женщина снова поклонилась и сделала шаг назад. – Благодарю вас, я все поняла и исполню, как повелевает долг.
– Тогда, иди, Дженевра, и да пребудет с тобой божье благословение.
5
"На Тихорецкую состав отправится… " – только сейчас она обратила внимание на станцию назначения. Тихорецкая. Название не говорило ей ровным счетом ничего. Было лишь смутное ощущение, что где-то когда-то она его уже слышала. Где-то на юге? На Черном море? Но, тогда, при чем здесь эта богом забытая станция, если Лиса находилась сейчас не в СССР, а совсем даже, наоборот, в Швейцарской республике?
Но подсознанию не прикажешь, оно живет по своим никому неведомым, кроме фрейдистов, разумеется, законам. И в голове у Лисы вертелась сейчас именно эта песня.
"На Тихорецкую состав отправится, вагончик тронется, – очередной состав отошел от перрона и начал, постепенно набирая скорость, втягиваться в темное жерло туннеля. – Перрон останется… "
Платформа, как и следовало ожидать, действительно осталась на своем месте, и Лиса вместе с ней.
"Стена кирпичная, – здесь, на цюрихской центральной станции, стены были из кафеля, но вокзал – вокзал и есть, кирпичные в нем стены, или нет. – Часы вокзальные…"
Лиса подняла взгляд как раз в то мгновение, когда на электронном табло сменились цифры. Ноль часов, ноль минут.
"Ленинградское время, – вспомнилось ей. – Группа… Господи, как
Но названия группы, несмотря на всю свою хваленую память, Лиса вспомнить, не смогла. В голову лезли какие-то "Голубые гитары", "Час пик" и всякие прочие, но она точно знала, что группу тех питерских ребят, один из которых по слухам оказался магом, называли как-то иначе. Коротко, но со смыслом. Но как?
За спиной послышались тяжелые неторопливые шаги. Кто-то спускался по лестнице на перрон. Опасений этот человек не вызывал, но и радости тоже. Разумеется, это не был ни Алекс, ни, тем более, Черт. Лиса медленно повернула голову и встретилась взглядом с блекло-зелеными равнодушными или, скорее, сонными глазами крупного мужика лет под сорок, одетого в военную форму – хотя, потому как она на нем сидела, сразу, не принимая в расчет даже на возраст, становилось очевидно, что к регулярной армии он отношения не имеет – и с автоматической американской винтовкой М-16 на плече.
"Партизан…"
Резервист отреагировал на нее вполне естественно, но глаза, коротко зыркнув по ее лицу и фигуре, быстро отвел, и все так же неспешно, с чувством собственного достоинства, отправился в пеший поход к центру платформы.
"Со мною вот что происходит…" – то ли стих песенный нашел, то ли шалило подсознание, отпущенное событиями последних дней на вольные хлеба, но в голове все время всплывали обрывки каких-то, пусть и хороших, но совсем не обязательных киношных песен, которые по доброй воле Лиса никогда бы петь не стала.
"Просто караоке какое-то!"
Она достала из кармана пачку "Кента", купленного по дороге на вокзал за совершенно бешеные швейцарские деньги ("Эти европейцы совсем с ума посходили!") но, увидев знак "курить, воспрещается", чертыхнулась по-немецки и пошла по освободившейся лестнице вверх. Впрочем, повод убраться с перрона оказался очень к стати, потому что торчать, как фонарный столб, посреди пустой станции, пропуская один за другим идущие со все увеличивающимися интервалами поезда, не есть гуд. Это вам любой конспиратор скажет. А то, что она лопухнулась, выбирая место и время встречи, Лиса поняла сразу же, как только сюда пришла. Место и время не совпадали, вот в чем дело. Но сделанного, как говорится, не воротишь, приходилось подстраиваться под то, что есть.
Наверху курить, разумеется, воспрещалось тоже ("Европа, блин!") и даже для скромного перекура следовало выйти на улицу, но покинуть свой пост Лиса, как тот юный пионер, который дал честное слово, не могла. Всегда оставалось место пресловутому "А вдруг?" Вот так выскочишь на минуту, а кто-нибудь именно тогда и придет. Она прогулялась по вокзалу, бесцельно глазея по сторонам, но не выпуская из виду обоих спусков к платформе, потом все-таки еще раз спустилась вниз, прошла из конца в конец весь длинный перрон, посидела минут пять на жесткой расписанной цветными фломастерами металлической скамейке и, пропустив еще два поезда, решила, что на сегодня хватит. Все равно, по ее расчетам, ни сегодня, ни даже завтра никто не придет.