Твари Господни
Шрифт:
Потом она оказалась в здании Нового Культурного Центра и довольно долго бродила по залам музея, рассматривая картины каких-то немецких авангардистов, в которых совершенно не разбиралась, но которыми сейчас неожиданно увлеклась, находя особую прелесть в этих нечетких тревожных линиях и неожиданных сочетаниях цветовых пятен. В конце концов, она даже снизошла до того, чтобы прочесть объяснения, вывешенные в каждом из залов выставки, и с огромным удивлением узнала, что уже два часа рассматривает картины отнюдь не современных художников, а произведения давно умерших – и иногда очень плохо умерших –
"Классики и… современники", – покачала она мысленно головой, обещая себе в обязательном порядке восполнить пробелы в образовании.
"А он?" – неожиданно задумалась Лиса, уже выходя из музея под мелкий дождик. – Он в таких вещах разбирается?"
Скорее всего, ответ положительный. Что знал или чего не знал Некто, сказать было трудно, но старик Иаков знал, кажется, абсолютно все.
"Знает, – поправилась она, так как уже не сомневалась, что Некто и Иаков это один и тот же человек. – Знает…"
"Знал, знает… будет знать… – крошечные, совершенно невесомые капли дождя оседали на лице, приятно холодя кожу. – Да, несомненно!"
Решение, как это уже случалось, пришло сразу в готовом виде. Да, ей действительно необходимо пойти на встречу с Кайдановым, однако совсем не затем, зачем она думала раньше. Впрочем, то, ради чего ей следует там быть, представлялось пока несколько туманным, но одно Лиса знала уже совершенно определенно: все это как-то связано с Некто. И, несмотря на то, что непроясненность их отношений как будто предполагала сохранение дистанции, сейчас ей это не мешало. Напротив, именно поэтому – а как это, и с какой стати, стало вдруг совершенно неважно – она туда и пойдет.
8
Что есть любовь?
Это очень странно, когда взрослый, во всех смыслах поживший и успевший даже один раз умереть мужчина задается такими странными вопросами.
Что есть любовь?
Худшего занятия, чем пытаться ответить на этот хрестоматийно неразрешимый вопрос, трудно даже придумать, но, тем не менее, именно этим и была занята теперь голова Виктора.
– Что скажешь? – спросил он Ольгу, зашедшую к нему, чтобы "из одной только вежливости" поставить Августа в известность, что, хочет он того, или нет, они с Персивалем намерены сегодня в пять тридцать отобедать в ресторане "Кемпински". Столик заказан, Персиваль ждет в машине. И зашла она, в общем-то, "буквально на минуту", затем только, чтобы сообщить его светлости князю, где он их сможет найти, если они ему вдруг понадобятся. Но на эту наглую выходку Виктор даже реагировать не стал. Пусть их, героев, они по-другому не умеют. Спросил о другом.
– Что скажешь? – спросил он.
– О чем, князь? – темно-синее платье очень шло Ольге, и крупные голубые сапфиры в ушах и каплевидном кулоне, повисшем на тонкой золотой цепочке в глубоком узком декольте, тоже.
– О Катарине, разумеется, – Виктор раскурил трубку и посмотрел Ольге прямо в глаза. – И не называй меня, пожалуйста, князем, Оля. У меня есть имя.
– Она его любит, Виктор, если ты хотел спросить
– Я догадался, – желчно возразил Виктор, попыхивая трубкой. – Но за что?
– А за что вообще любят? – пожала она узкими, необычайно сексуальными, как стали теперь говорить, плечами.
– Ты права, – кивнул Виктор, тем более, что и сам знал, что задал дурацкий вопрос. – Ты задала правильный вопрос, а я – нет.
– Да, нет, Виктор, – Ольга возвратилась к столу и открыла крошечную лакированную сумочку. – Мы оба с тобой правы и неправы одновременно, – она достала пачку "Кемела" и щелчком выбила из нее сигарету. – Вчера вечером, на улице, ко мне подошел один симпатичный парень…
– Что тут странного? – Поднял бровь Виктор. – Выпьешь что-нибудь? Вино, коньяк, виски? Ты ему понравилась, только и всего.
– Да, – кивнула Ольга, от чего закачались тяжелые серьги в ушах. – Понравилась, разумеется. Иначе с чего бы ему хотеть со мной познакомиться?
Виктор с неодобрением посмотрел на вонючую сигаретку и мысленно покачал головой. Такая женщина должна курить что-нибудь более приемлемое, но вмешиваться в личную жизнь своих лейтенантов он себе запретил.
"Не дети, сами разберутся, что такое хорошо, а что такое плохо".
– Ты красивая, – сказал он нарочито равнодушным тоном. – И парень тривиально захотел тебя трахнуть.
– Бесспорно, – она даже не подумала возражать. – Но поскольку сразу реализовать свое желание он не мог, ему пришлось бы, позволь я ему это сделать, за мной ухаживать.
– Оставь ликбез для своих будущих детей, – усмехнулся Виктор. – А я уже взрослый мальчик и знаю, как это происходит. В конце концов, он убедил бы себя, что влюблен, любит… А остальное, как известно, функция воображения, темперамента и культурного опыта.
– Да, конечно, – улыбнулась Ольга, стряхивая с сигареты пепел. – Ты можешь налить мне свой замечательный виски. Мне это не помешает. И вот кстати вопрос. Скажи, разве я тебе не нравлюсь?
– А кому ты можешь не понравиться? – снова усмехнулся Виктор, разливая виски по стаканам. – Ноги, правда, немного тонковаты, но ты же знаешь, на вкус и цвет…
– Но ты меня не любишь и не хочешь. – Она не дала ему свернуть в сторону, продолжая гнуть свою, уже вполне понятную, линию. – И Катарину тоже, хотя у нее как раз и ноги полные и грудь больше моей. Ты любишь кого-то другого… За что?
– А хрен его знает, – честно признался Виктор, вновь припомнив свою первую встречу с Лисой. – Потому я тебя и спросил. Прозит!
– Прозит! – Ольга отсалютовала ему стаканом и отпила немного виски.
– Так за что же она любит Черта?
– Возможно, – осторожно ответила Ольга, возвращая стакан на стол. – Он произвел на нее сильное впечатление.
– Согласен, – кивнул Виктор. – Мужик он неординарный, во всех смыслах. Но не мазохистка же она!
– Нет, – Ольга загасила окурок в пепельнице и снова посмотрела в глаза Виктору. – Во всяком случае, я этого за ней не замечала, но зато Катарина очень романтична. Когда он был без сознания, она заглянула в его записную книжку.