Твари в бархатных одеждах
Шрифт:
– Эльзассер, сюда!
Стражник забрался в коляску, предварительно стряхнув мякоть помидора с верхней одежды. Пряди тумана прокрались внутрь вместе с ним, но быстро рассеялись. Юноша не стал надевать форму, поскольку он не находился на службе. Йоганн назначил ему встречу в «Черной летучей мыши», но, к счастью, их пути пересеклись раньше. На улице застряли и другие экипажи, в том числе телега, доверху нагруженная пивными бочками, и расписная двуколка с двумя юными девушками в сопровождении хорошо одетого молодого человека.
–
– Вообще-то, я фон Мекленберг.
– Извините. У меня нелады с титулами.
– Вы говорите прямо как последователь Евгения Ефимовича.
Эльзассер смутился, но упрямо вытянул шею.
– У этого человека есть здравые идеи, барон. Он мне не нравится, и я ему не доверяю, однако он всего лишь реагирует на проблемы, которые не исчезнут сами собой.
На Йоганна произвела впечатление смелость Эльзассера. Не каждый молодой стражник осмелился бы высказывать вольнодумные суждения в беседе с имперским выборщиком.
– В университете я подписал петицию против увольнения профессора Брустеллина.
– Забавно. Я тоже.
Эльзассер взглянул на барона с уважением.
– Мне не следовало придираться из-за приставки к имени, - признал Йоганн.
– Я провел слишком много времени в дальних краях, чтобы питать иллюзии относительно дворянского сословия в Империи или любой другой стране. Через пятьдесят лет книгу Брустеллина назовут шедевром философии.
Преподаватель университета опубликовал книгу «Анатомия общества», запрещенную Императором. В своем сочинении профессор уподобил Империю человеческому телу, сравнив аристократию с болезнью, иссушающей кости.
– Но теперь ученый объявлен вне закона.
– Все лучшие люди прошли через это. Сигмар был изгнанником.
Эльзассер не сотворил знак молота.
– Итак, - продолжил Йоганн, - вы узнали, где находится человек, которого мы ищем.
Эльзассер усмехнулся:
– О да. Никто не хотел говорить мне, но я нашел старого сержанта, которому не на что было выпить этим вечером. Должен предупредить, этот парень не пользуется здесь популярностью.
– Можете не говорить. Когда я напомнил о нем Микаэлю Хассельштейну, тот поглядел на меня с холодным неодобрением.
– И все же я думаю, вы правы. Он тот человек, который справится с этим делом.
Вожак студентов спьяну осмелел. Или поглупел. Он протиснулся сквозь свалку, выбрал самого рослого, самого отвратительного «крюка» и вылил ему на голову остатки пива из кружки. Затем он двинул противнику увесистым кулаком в лицо, сломав громиле нос.
Его университетские товарищи и женщины, наблюдающие за дракой из дома на левой стороне улицы, разразились ликующими криками. Студент обернулся и приветственно вскинул руки, как должное принимая аплодисменты, но в этот момент ему на голову опустилась дубинка, смяв фуражку и едва не проломив череп. Впрочем, забияке повезло, что никто
Эльзассер поежился.
– Это Ото Вернике, великий герцог чего-то там, - пояснил он, указывая на упавшего студиоза.
– Этот парень - полный кретин. Любимая забава Лиги Карла-Франца - или общежитие поджечь, или напугать послушниц в обители Шаллии. Эти лоботрясы никогда не закончили бы университет, если бы папочки не заплатили за их научную степень до того, как они туда поступили.
– А вы не были членом Лиги?
– Нет, я недостаточно знатен для этого. Я был «чернильницей».
– Что?
– Так члены Лиги называют студентов, которые действительно учатся. «Чернильницы». Они пытались оскорбить нас, но мы гордились своим прозвищем. В конце концов, мы создали свою лигу и всегда побеждали этих балбесов в диспутах.
– Зато они наверняка превосходили вас в кулачных боях, поединках и выпивке…
– О да! А еще они чаще заражались сифилисом, умирали молодыми и умели блевать дальше нас. Нелегко приходится детям из благородных семейств.
Сердце барона тревожно сжалось.
– Да, нелегко…
Он подумал о Вольфе.
– Простите, барон, я не хотел вас обидеть.
Члены банды сцепились со студентами, используя в качестве оружия кулаки и кружки. На мостовую пролилась кровь, но железные крюки остались висеть на поясах. Пока. На верхних этажах женщины заключали пари, и маленький человечек сновал взад и вперед, принимая ставки и кредитные записки.
Ото Вернике валялся без чувств, но его приятели сумели оказать достойное сопротивление.
Йоганн достал документ и передал его Эльзассеру. Взглянув на печать, стражник пришел в восторг.
– Вы говорили с Императором?
– Нет,- признался Йоганн.- Я говорил с юным Люйтпольдом и позаимствовал императорскую печать.
– И что здесь сказано?
– Ничего. Внутри чистый лист бумаги. Но никто не посмеет сломать печать. Итак, мы получили разрешение вернуть нашего избранника из забвения…
– Это не опасно?
– спросил Эльзассер.
– Не думаю. У меня есть влияние на Карла-Франца. Полагаю, по званию Император старше Дикона, капитана портовой стражи.
У Эльзассера округлились глаза, а лицо побледнело.
– Но… э… я…
Йоганн понимал, что беспокоит молодого человека.
– Я прослежу, чтобы вы не пострадали, Эльзассер. Я возьму на себя ответственность за все, так что не беспокойтесь о своем будущем.
– Рад это слышать. Дикон отстранил меня от дела Твари и перевел в команду, занимающуюся бродягами. Завтра мне предстоит гонять проституток и сутенеров. Раз эти люди болтаются без дела на улице, значит, они бродяги и нищие. Это преступление, за которое я должен буду взимать с них штраф - три пфеннига. В конце месяца Дикон получает половину суммы, а остальные деньги делят между собой простые стражники.