Твари в пути
Шрифт:
За его спиной началось мельтешение — карлики готовились к великому строительству.
Мастер Превращений, как его называли вааби, спустился по длинной лесенке в зал и направился прямиком к алхимическому углу. Он достал из широкого рукава халата склянку с сиреневым зельем, откупорил пробку и выплеснул содержимое на столы, реторты, колбы, перегонные кубы, горн-атанор, и в тот же миг вся пыль, покрывающая рабочие
Медин Амаль стянул синюю ткань со шкафов и ящиков. Да, великий визирь сказал правду, даже несколько приуменьшил ее — здесь не просто был «определенный запас алхимических ингредиентов», на деле это была подлинная сокровищница. Одних только ящиков с изображением сцепившихся кольцом двух драконов, крылатого и бескрылого, символов ртути и серы, здесь было не менее десятка. Атанор представлял собой огромный, выше человеческого роста, выстроенный из камня и выкованный из металла цилиндр с множеством отводных труб, подводов воздуха, заклятыми самораздувающимися мехами и разборными печными проемами. Алхимик, подвязав рукава, закрепил их при помощи узлов над локтями. Его ждало занятие, с которого начиналось каждое его утро.
Прочитав молитву небу, пескам и ветрам, он принялся растапливать печь. Открыл заслонки и начал укладывать на дно очага рядами специально подготовленную растопку — совершенно одинаковые шестигранные поленья дерева феах, умащенные сложными эфирами. Когда все тринадцать рядов были установлены, Медин Амаль написал углем на верхней поленнице формулу горения и поднес медную лампаду. Огонек перекочевал с длинного носика в печь, и в то же мгновение меха задвигались и начали подавать через трубы воздух, распаляя топки.
Алхимик закрыл заслонку и направился к магическому кругу в центре айвана. По пути он взял четыре огромных, набитых чем-то наподобие зерна мешка и потащил их к помосту. Медин Амаль опустил свою ношу подле магического круга, поднял один мешок и высыпал его содержимое прямо на изрезанный чародейскими формулами и символами пол. Оказалось, что мешок был полон сапфиров. При помощи специальной метелочки он аккуратно разровнял синие полупрозрачные камешки, напоминающие высушенные и расколотые небеса над пустыней, после чего добавил сапфиров из второго мешка и также разровнял и их. После этого алхимик
Завершив с помостом, алхимик вернулся к атанору. Печь еще не нагрелась до нужной температуры, поэтому Медин Амаль начал собирать из разных концов зала все, что ему должно было потребоваться для его работы. Несколько больших зеркал, тигли для изготовления голема: формы для головы и тела, для рук и ног. После этого он открыл крышки нескольких ящиков с ингредиентами. Железо, олово, свинец и медь, а также серебро, золото и ртуть были извлечены на свет из своих хранилищ. Что ж, все подготовлено, все собрано, осталось самое главное — процесс…
Медин Амаль был опытным алхимиком, он создавал эссенции чувств и страхов, оживлял неживое и придавал вещам чуждые им свойства. Он был мастером создания амальгам, соединений прочих металлов с ртутью и получения зеркал, продвинулся в трансмутации — науке превращения неблагородных металлов и элементов в благородные, в нумерологии — науке взаимосвязей чисел и материи. Он познал Великое Делание, превратив свинец сперва в золото, а после в эссенцию философии, также известную, как философский камень, который, к сожалению, не оправдал затрат жизненной энергии, времени для его создания и сил, не сумев даже восполнить утраченное. Алхимик давал жизнь, создавая гомункулусов и големов. Он далеко продвинулся по пути истинной науки, но никогда не предполагал, что однажды ему придется соединить все это вместе: и создание амальгамы, и процесс трансмутации, и нумерологические построения, и Великое Делание, и даже создание жизни в неживом. Это казалось настолько невозможным, настолько запредельным, что о таком и подумать было страшно.
Но Медин Амаль вытер вспотевший лоб, бросил последний взгляд на засыпанную сапфирами дорожку, ведущую на магический помост, на прорезающую ее алую нить рубинов, будто бы прося у драгоценных камней благословения, и принялся за работу.