Твердь небесная
Шрифт:
Глава 6
Когда Мещерина вели на расстрел и он уже смирился со своею участью и не думал искать спасения, ему припомнилось – из романов, из прочих литературных сочинений, – что перед казнью приговоренные обыкновенно очень эмоционально прощаются между собой, бросаются друг к другу в объятия, целуются, говорят какие-то трогательные последние слова. Но ему в эту минуту почему-то не то что целоваться – посмотреть на Самородова было стыдно, он прятал от него глаза: Владимиру казалось, что сейчас им предстоит пережить что-то такое слишком интимное, и пройти это таинство аутодафе было бы легче всего, имея в свидетелях лишь
Японцы выбрали место казни подальше от монастыря не случайно: закапывать потом трупы они не собирались, – вот тоже дополнительная кара! – но и оставлять их где-то вблизи места своего постоя, пускай и непродолжительного, очевидно, не соответствовало их японскому представлению о комфорте. Они завели Мещерина с Самородовым за небольшую скалу, что находилась в четверти версты от монастыря, и показали им знаком вставать у отвесной стенки. Мнимые мародеры, все так же не глядя друг на друга, покорно встали, куда им было велено. Японские солдаты, не мешкая, вскинули винтовки, прицелились… и в следующее мгновение оба свалились замертво, сраженные чьими-то меткими выстрелами.
Друзья ничуть не испугались – дальше пугаться им было некуда; и нисколько не обрадовались – на это у них уже не оставалось ни сил, ни эмоций. Скорее они остались безразличными к происходящему. Они даже не удивились, когда увидели, как из кустов выскочили и побежали к ним старые их добрые знакомые, с кем встретиться в Китае, казалось, было совершенно немыслимо – Василий Никифорович Дрягалов, его сын Дмитрий, Паскаль Годар, еще какой-то бравый старик благообразного вида в мундире французского штаб-офицера, только что без погон, бывший, по-видимому, в этой команде начальствующим: все его беспрекословно слушались – даже Дрягалов! – причем ловили каждое его слово, каждый жест.
Василий Никифорович, Дима и Паскаль было кинулись обнимать Мещерина и Самородова, но благообразный старик немедленно пресек эти сантименты: он что-то коротко распорядился, указав на убитых, и все, будто разом забыв о своих любезных знакомцах, подхватили бездыханных японцев и потащили их к кустам. Мещерин с Самородовым вначале очумело смотрели на происходящее, но когда престарелый распорядитель, не церемонничая, крикнул им на прекрасном французском: «Какого дьявола стоите! помогайте!» – они наконец пришли в себя и бросились исполнять приказание.
Вшестером они быстро оттащили убитых повыше в горы и там спрятали в неприметной ложбинке, завалив камнями, – найти их было уже невозможно ни в коем случае, даже если свои и отправились бы на поиски пропавших.
А еще через четверть часа пути по крутым и извилистым горным тропкам маленький отряд вышел на небольшой, поросший кустами уступ. Оттуда монастырь был виден как на ладони. На монастырском дворе вполне можно было разглядеть не только синие мундиры японцев, но и Александра Иосифовича с его белою повязкой на рукаве. Господин Казаринов ходил по двору вместе с японским офицером и что-то ему рассказывал при помощи китайца-переводчика.
Здесь, на уступе, был устроен натуральный лагерь: посреди крошечной полянки чернело кострище,
Тут же на полянке, под скалой, переминались с ноги на ногу кони, привязанные к вбитым в землю кольям. А у шалашей копошились китайцы – человек с полдюжины, – в которых Мещерин с Самородовым безошибочно угадали разбойников-хунхузов.
Только теперь, оказавшись на этом укромном бивуаке, в безопасности, счастливые спасенные смогли наконец обняться со своими спасителями. Все им улыбались, старались сказать что-то ободряющее. Паскаль представил друзьям предводителя их боевого отряда – своего дедушку отставного подполковника Шарля Анри Годара.
В это время из шалаша вышла стройная девушка, на которой была надета удивительная смесь дамского платья и военного мундира: плотная до хруста юбка и гусарская епанечка, без погон, однако, но расшитая кутасами. Мещерин с Самородовым, как и полагается солдатам, во все глаза уставились на девушку.
– Неужели не узнаете? – со смехом сказала красавица.
Друзья действительно выглядели довольно смешно, настолько велико было их изумление, – перед ними собственной персоной стояла Лена Епанечникова! Но бывалые военные быстро пришли в себя. Мещерин хотел было припасть к руке чаровницы, но передумал и поцеловал Леночку в самые губы, раз уж такой случай вышел. Самородов последовал его примеру.
– Ай да кавалерист-девица! – закричал он, не выпуская Лену из объятий. – Сдавайся, Япония!
Леночка, вымученно улыбаясь, оглянулась на Диму Дрягалова.
– Пойдемте, я вам коней покажу, – позвал Дима слишком пылких дамских почитателей.
Пока пополнение осваивалось на новом месте, старший Дрягалов с Леной занялись приготовлением завтрака. Костер теперь разводить было никак невозможно – японцы в монастыре наверняка уже хватились своих и немедленно заявятся сюда, если только увидят дымок. Но у путешественников оставалось еще больше чем полтуши жареной дикой свиньи, которую вчера вечером подстрелил Паскаль. Василий Никифорович нарезал мяса ломтиками, Лена подала вина, и у них не завтрак вышел, а решительный обед. Не забыл он поделиться по-братски и с провожатыми китайцами: для хунхузов, привыкших, если случиться, питаться собаками и кошками, а то и белками с воронами, это вообще стало настоящим пиршеством.
За трапезой Мещерин с Самородовым рассказали наконец о том, за что их собирались казнить. Но оказалось, это не было здесь ни для кого новостью. Подполковник Годар, с самой зари не отводивший от монастыря бинокля, видел решительно все, что нынче утром там произошло: как Александр Иосифович отворил японцам ворота, как те захватили спящих русских, как обыскивали их и как, отделив двоих, у которых было найдено что-то, по всей видимости, компрометирующее, повели в укромное место… Зная, как великодушно обычно относятся в армии микадо к пленным, Годар понял, что эти двое уличены в мародерстве – чуть ли не единственном преступлении, за которое японцы немедленно расстреливают.