Твердый сплав(Повесть)
Шрифт:
— Ваня? Принимаешь гостей?
Мужчина, открывший ей, молча отступил в коридор. Васильева увидела его побледневшее, растерянное лицо и сказала со смешком:
— Не бойся, никаких эмоций не будет. Просто я пришла проведать тебя и наш скворечник.
— Я… очень рад видеть тебя.
Он помог ей снять пальто. Женщина расправила складки платья, провела рукой по волосам и, потянувшись, поцеловала Степанова, оставив на его щеке след губной помады.
— Вот так… Почему же ты меня не целуешь?
— Ты сказала — никаких эмоций не будет, —
Это была та комната, в которой еще недавно побывал подполковник Пылаев. Точно так же, как и тогда, пачками были сложены на полу книги — множество книг. Пепельница была полна окурков, и стакан чаю стоял на столе, заваленном бумагами. И так же с фотографии глядела, улыбаясь, красивая женщина.
Жаннет окинула комнату быстрым взглядом и, бросив сумочку на диван, молитвенно сложила руки:
— Боже мой, какой разгром! Ты не убирал здесь, наверно, целый год. Разве у тебя не бывают… гости?
— Нет, — ответил Степанов. — Как-то все некогда.
— Так было всегда, — тихо сказала Васильева. — Тебе всегда было некогда. Ты, значит, не изменился…
Она переходила от одной своей фотографии к другой, вглядываясь в них, и вдруг рассмеялась. Степанов смотрел на нее издали и не понял, почему она смеется.
— Какая я была девчонка, — сказала она наконец. — Просто не верится, что это — я.
— Ты очень изменилась, Жанна.
Это был разговор полунамеками, понятный только им одним. Степанов до сих пор не мог опомниться после того дня, когда он нашел комнату пустой, а на столе — записку: «Не надо пытаться вернуть меня. Я любила тебя, а сейчас не люблю. Ты — хороший человек, но я была девочкой, когда думала, что любить можно только один раз в жизни и только одного человека. Надеюсь, ты понимаешь, о ком я говорю?»
Сейчас Степанов видел, что она утомлена, постарела, но упорно пытается скрыть это под маской беззаботной веселости. И хотя она была по-прежнему красива, эта красота уже не обманывала его — красота, к которой приложили руку парикмахер, портной, косметичка.
И все-таки он не понимал, зачем она пришла. Не затем же, в самом деле, чтобы увидеть, как он живет?
— Знаешь, я попрошу прийти к тебе одну женщину, домработницу моих знакомых: пусть приберет, а?
— Спасибо, но я думаю… лучше не надо… Я сам… — забормотал, смутившись, Степанов. — Вот в воскресенье возьмусь и все приберу.
Ему, когда он увидел жену, поначалу показалось, что она вернулась обратно. Сейчас он видел, что ошибся. Но зачем она все-таки пришла?
Очевидно, ей надоело ходить по комнате: она села и, улыбаясь, стала разглядывать Степанова. Она заметила, что тот похудел: наверно, обедает кое-как, в заводской столовой. У рубашки чистый, но мятый воротничок: мужчине трудно научиться гладить.
— Ты работаешь все там же, на авторемонтном?
— Да.
— И в должности не повысился?
Степанов
— Я согрею чай. Хочешь? У меня есть варенье.
Васильева снова рассмеялась:
— Чай — слишком крепкий напиток, Ваня. Нам надо было бы выпить с тобой, но… Ты же не пьешь по-прежнему? Не обижайся, но от таких мужчин, как ты, пахнет парным молоком.
Степанов опять промолчал. Он не знал, о чем ему сейчас говорить, как держать себя. Жаловаться на судьбу? Говорить, что он все-таки любит ее и все простит, если она вернется? Этого он не хотел и не мог сказать. Что ж, пусть разговор идет так, как и начался, — пустой и бессодержательный, еще одно — не ахти какое серьезное — испытание нервов.
О том, зачем она пришла, Степанов узнал минут через десять. Васильева, взглянув на свои маленькие золотые часики, заторопилась:
— Я ведь на секундочку к тебе заехала… Да, кстати, очень тебя прошу…
— О чем же?
— Понимаешь… Словом, одному нашему артисту надо починить машину, крыло там какое-то поменять. Ты не можешь помочь… частным образом? Он хорошо заплатит рабочим.
— Не знаю, Жанна…
— Ну, я тебя очень прошу.
И она быстро вынула из сумочки записную книжку, вырвала листок и написала адрес.
— Вот, Ванюша, голубчик, сделай это… хотя бы ради меня. Ради прошлого. Ладно?
В воскресенье двое рабочих пришли по указанному адресу. Старому авторемонтнику Козинову и его напарнику не очень хотелось идти, но Ивану Дмитриевичу они не могли отказать.
Двери им открыл молодой человек в полосатой сине-белой пижаме и, увидев незнакомых людей, растерянно отступил в коридор:
— Вы… к кому?
— Мы от Степанова.
— От какого Степанова?
— От Ивана Дмитрича. Это у вас машину надо ремонтировать?
— A-а, машину! — Молодой человек словно бы стряхнул с себя испуг. — Постойте-ка здесь, я сейчас оденусь и выйду.
Козинов с напарником остались на площадке. Козинов хмурился:
— Видал, брат, птица? Знаешь что, пойдем-ка отсюда. Не люблю, когда рабочего человека боятся в дом впустить. Пойдем.
Напарник мялся, очевидно что-то собираясь сказать, но так и не решался.
— Ты чего мнешься? — удивленно спросил его Козинов.
— Понимаешь, дядя Матвей… Костюм я себе сшить хотел, а четырех сотен не хватает.