Тверской баскак. Том Четвертый
Шрифт:
— Ты на кого пасть свою раззявил, пес смердящий?! — Соболь замахнулся плетью, но я остановил его.
— Погодь, не суетись!
Взяв за локоть, отвожу своего главного разведчика в сторону и награждаю суровым взглядом.
— Ну-ка скажи мне, как так случилось, что вы Брянских кметей порубили?!
Тот, выпучив глаза, растерянно зашептал.
— Так кто ж знал-то! Я к тебе ехал, как ты и приказал, а тут вдруг на этих наткнулись. Оружные, и следят за вами тайно. Подозрительно мне стало, ну я и сказал парням, что в кольцо их по-тихому взяли, а сам вышел к ним и чин по чину спрашиваю, мол кто такие, чего вам тут надоть?! Они вместо ответа в мечи и на меня! Ну, тут парни не выдержали,
Глянув на искренне-огорченное лицо Соболя, понимаю, что тот не врет, и все было именно так.
— Ладно, — отпускаю его руку и смягчаю взгляд, — а то уж я было подумал, что вы на добычу богатую польстились.
— Да ни! — Ванька тут же расслабился и расплылся в улыбке. — Что мы тати какие?!
Он еще что-то говорит, но я уже не слушаю. С огорчением констатирую самому себе, что проблемы начали возникать раньше, чем я ожидал, и со всем не с той стороны. То, что мы вторгаемся на земли Черниговского княжества, я представлял, но трудностей в этом не видел. Некогда грозный Михаил Всеволодович Черниговский уже лет шесть как казнен в Орде. Старший сын его, женатый на дочери венгерского короля Беллы, насколько мне известно, отирается где-то в Венгрии при дворе своего тестя и на родовое наследство не претендует. В разоренной же Черниговской земле княжит некто Всеволод Ярополкович. Личность ничем не примечательная и малоизвестная. Никаких претензий от него я не ждал.
Вот на такой расклад я рассчитывал, пока пленник не произнес имя Брянского князя. Тогда у меня в памяти всплыла более примечательная фигура, которую я совсем выпустил из виду.
«Роман Михайлович Старый. — Мысленно поднимаю из глубин памяти известную мне информацию. — По некоторым источникам младший сын все того же Михаила Всеволодовича. После разгрома Чернигова и казни отца в Орде обосновался в Брянске».
Сведений о нем в моей памяти сохранилось немного, но кое-что я все-таки вспомнил.
«В летописях с тысяча двести шестьдесят первого года он зовется уже не только Брянским, но и Черниговским князем, поскольку, разгромив литовцев, изгнал их из бывшей столицы княжества».
Прикинув, делаю неутешительный вывод.
«Дядька по всему видать суровый и вояка знатный, раз сумел людей Миндовга побить и из Чернигова выгнать!»
На этой мысли окончательно понимаю, что в затеянной мной комбинации я не учел еще одного весьма серьезного игрока.
Поворачиваюсь вновь к пленнику и задаюсь простым вопросом — что же мне теперь с ним делать? По уму лучше всего было бы отправить этого к тем другим его товарищам да закопать всех вместе где-нибудь в лесу, подальше отсюда. Мол не было здесь никогда брянских дружинников и не видел их никто. Так поступить было бы разумно, но, видать, я еще не настолько закостенел здесь душой, потому как твердо знаю, я так сделать не смогу.
«Коли уж судьба позволила этому вояке выжить, то кто я такой чтобы с ней спорить?!» — Иронично хмыкнув, киваю своим бойцам.
— Отпустите его и руки развяжите!
Пока парни возятся с веревками, спрашиваю оторопевшего от неожиданности дружинника.
— Звать-то тебя как?!
— Твердята Житних! — Единственно видящий глаз пленника стрельнул в меня встревоженным взглядом, но я успокоил его.
— Вот что, Твердята, езжай-ка ты к своему князю да скажи ему, что консул Союза городов русских зла ему не желает, а то что без спросу на земле его хозяйничаю, так то для общего блага Земли Русской и по указу Великого князя Андрея Ярославича. Так Роману Михайловичу это и передай, а ежели у него вопросы какие будут, то пусть сам ко мне приезжает, и тоды слово даю, все претензии
Сказав, бросаю стрелкам.
— Оружие и броню ему тож верните!
Один из бойцов пошел к лошадям, а бывший пленник, размяв затекшие руки, уперся в меня своим видящим глазом.
— Так ты тот Фрязин, что Орду под Коломной побил?!
Сражался я там не один, но углубляться в подробности у меня нет никакого желания, поэтому, усмехнувшись, свожу все к шутке.
— А что, не похож?!
С юмором и иронией в этом времени туго, поэтому дружинник воспринимает вопрос буквально и недоуменно пожимает плечами, мол откуда я знаю!
В другое время я бы посмеялся, но сейчас нет времени. Оборачиваюсь и нахожу взглядом стоящему у шатра Прошку.
— Прохор, проследи чтобы бойца перевязали, накормили и отправили восвояси целым и невредимым!
Отдав приказ, вновь оборачиваюсь к Ваньке.
— А ты…! — Чуть приобняв, толкаю его веред. — Пойдем, расскажешь, что там в степи творится.
Опрокинув в себя кубок крепкой брусничной настойки, Ванька утер ладонью усы и весело оскалился.
— Ох и хороша у тебя настойка, господин консул! Как закончу службу, выстрою себе хутор и тож буду такую же гнать.
Вот так без затей он открывает мне, что мой секрет выгонки спирта уже и не секрет вовсе.
«А чего ты хотел?! — Подхожу к вопросу философски. — Как говаривали в древнем Риме — знают двое, знает и свинья! За пятнадцать лет никакой секрет за забором не утаить!»
Соболь ставит на стол пустой кубок и, чуть пододвигая его в мою сторону, намекает, что не против повторить. Оставляю его желание без внимания и перехожу к сути.
— Ну как там дела у нас идут, рассказывай!
Разочарованно вздохнув, Ванька еще раз утер губы.
— Скажу так, скачут монголы быстро, и днем, и ночью, не останавливаясь! Тягаться с ними трудно, но лес — это им не степь! Лес кружить любит! В общем прижали мы пару раз степняков к реке да проредили малость. А потом, как на простор степной вышли, так оторвались они, уж не взыщи, господин консул.
Это все для меня не новость, поэтому одобрительно кивнув, спрашиваю о том, что меня интересует.
— А что Александр?
На миг запнувшись, Ванька тут же понял о ком я.
— Александр Ярославич с ордой к верховьям Дона не пошел. Вскорости свернул на запад, и с ним Даниил Московский тож туда двинул. Их, как ты и приказал, мы не трогали, только издали следили. Они с остатками своих дружин пошли на Киев, и мой разъезд их почти до самого Подола проводил.
«Это хорошо! — Подвел я мысленную черту. — Хорошо, что он не рискнул сразу в Сарай ехать! Сейчас он там совсем ни к чему!»
Дело в том, что тот памятный разговор с Великим князем не прошел зря. Мои доводы и здравый смысл взяли-таки верх. Правда, и излишне рисковать своей шкурой князь Андрей тоже не захотел. Оно и понятно, ехать в Сарай сразу после разгрома ханского войска, да еще самому — это как в клетку к разъяренному тигру войти.
Я к этой его осторожности отнесся с пониманием, тем более что все равно ни Батыя, ни Сартака в Золотом Сарае летом не найти, они оба в степи кочуют и вернутся в столицу только ближе к зиме. Поэтому решили тогда так. В августе отправить малое посольство с дарами, разъяснениями и клятвами в верности. Оно должно было прояснить ситуацию и по возможности получить гарантии безопасности для Великого князя и брата его Ярослава Тверского, коих по понятным причинам в Орде могли считать главными виновниками неповиновения. В случае получения гарантий, Андрей согласился ехать к Батыю просить мира, но уже в декабре после становления санного пути.