Твое имя
Шрифт:
Бьярн улыбнулся, а Мара вдруг вспомнила слова Тайлы: «А иногда забудется и плавно так, стройно рассказывает…» Сидящий рядом с ней человек говорил слишком умные вещи для простого деревенского парня. Умные и правильные. Кто же ты, Бьярн? Откуда? Почему ничего не рассказываешь?
— Да… — прошептала Мара. — И правда…
Эрл, который все это время прислушивался к разговору, но не понял ни слова, успел заскучать.
— Можно погулять?
— Только по двору! — строго сказала Мара.
Бимер и Вильям между тем решили сделать передышку
— А что там у Чернолесья? — спросил кто-то, подливая в кружку Бимера темный пенящийся напиток. — Что нового слышно? Говорят, в Скире страшная хрень творится!
Мара переглянулась с Бьярном, оба обратились в слух.
— Сам давно в Скире не бывал, врать не буду, но слыхал от верных людей, правду говорят. Там всегда нечисто было — чем ближе к Чернолесью, тем страшней, — ответил артист. — Всего и не упомнил, но вот из последнего. Говорят, в одном доме столько нечисти развелось, что она, эта нечисть, подчистую сожрала двух дюжих парней. Наутро даже косточек не осталось!
Мара перекинулась взглядами с напарником — уж не о них ли слухи? Правда, измененные до неузнаваемости, но понятно, о чем речь идет. Неужели наместник решил, что их съели без остатка?
— А еще говорят, девиц мертвых находили в Скире без счета. Вечером жива девица — утром мертвая лежит! — продолжал Вильям, пока товарищ осушал кружку с элем.
Слушатели загудели то ли одобрительно, то ли сочувственно, и подлили эля теперь уже Вильяму. Мара нахмурилась: про девиц она ничего не слышала. Возможно, Вильям просто придумывает.
— Или вот что! Говорят, что хутор, что в самом Чернолесье стоял, подчистую вырезали. Взрослых, ребятишек — всех. Пришли на следующий день хоронить — а там нет никого! Одна окровавленная одёжка валяется! — Бимер перешел на мрачный шепот, подавшись вперед, к слушателям. Те, напротив, отодвинулись.
— А куда же делись они? — спросил молодой мужчина.
— Видать, та тварина, что убила, потом вернулась и дожрала, — пояснил еще кто-то.
— Ага, — усомнился третий. — Только от кожурок почистила сначала, как картофан.
У Мары подкатил к горлу ком, она непроизвольно зажала рот рукой, догадавшись, что речь идет о хуторе Анхельм и гибели всех родных Эрла. Как хорошо, что она отослала его во двор и он ничего из этого не услышал.
Бьярн поднялся и протянул ей руку, помогая встать.
— Ты устала, птаха. Давай провожу тебя в комнату.
Вот что за человек! Не успел вернуться с того света, как давай быстрее командовать. Но Мара правда чувствовала себя слабой, как цыпленок.
Рачительный Альф снял комнату на троих, справедливо рассудив, что если эти трое в дороге делили одну телегу, то не зазорно им будет ночевать вместе и на постоялом дворе. Мара привыкла к любым походным условиям. В конце концов, главное, что кровать
— Не буду мешать тебе, — сказал Бьярн. — Выспался. Присмотрю за Эрлом пока.
Ей хотелось отругать Бьярна — зачем поднялся так рано, что за глупый и никому не нужный героизм. Но понимала: не послушается. Она и злилась на него, и в то же время радовалась: жив-здоров, а это главное.
— Ладно, иди… Ты чего?
Не уходит. Стоит. Смотрит. Огромный, как гора. Медведь — он медведь и есть…
Мара вдруг поняла, что они одни в комнате. Отступила, складывая руки на груди в неосознанном закрывающем жесте.
— Да что ж ты!.. Разве я обижу тебя!
Сколько горечи в голосе, будто Мара его ножом полоснула. Стыдно стало ужасно. Он жизнь ей спас, а она…
— Бьярн…
Подошла, прижалась, обняла за шею. Для этого пришлось на цыпочки встать, но и Бьярн наклонился навстречу. Приподнял ее легко, как пушинку.
— Если поцелую, в глаз ведь получу, да? — уточнил он.
— Получишь, — согласилась Мара. — Давай вот так просто… Просто постоим рядом…
Бьярн зарылся в ее волосы, вдыхая запах. Она чувствовала его теплое дыхание и его большие сильные руки, обнимающие за талию. Он держал ее так осторожно, так бережно, будто хотел дать понять: «Отпущу, как только попросишь». Но Мара не просила.
*** 23 ***
Обоз потихоньку продвигался на юг. Телеги постепенно пустели: товар шел хорошо. Альф даже поднял жалованье Маре и Бьярну до шести монет в день каждому. Видно, чувствовал свою вину за битву, в которой пострадал Бьярн.
Мара иногда задумывалась, хватит ли заработанных денег на то, чтобы протянуть зиму, если учесть то, что теперь на ней Эрл и его неизлечимая пока хворь. По всем подсчетам выходило — нет, не хватит. Эта мысль угнетала. Ведь осень не остановить — еще несколько недель, и она полностью вступит в свои права. Уже сейчас, хотя обоз продвигался на юг, темнело рано, и промозглый ветер выдувал тепло из палаток, в которые по ночам превращались телеги. Со дня на день зарядят дожди. Но сейчас, к счастью, последние солнечные деньки радовали путников хорошей погодой.
Они уже миновали Тарк, а до этого несколько маленьких городков на пути к нему, и теперь приближались к Соуверу. Чем дальше на юг, тем чаще лес отступал от Тракта, открывая перед взглядом путешественников обширные луга, когда-то зеленые, а теперь поросшие бурой и рыжей травой, и сжатые поля, на которых уже закончилась уборка.
Чем ближе их путь подходил к столице, тем безопаснее становились земли. Территории здесь контролировали отряды Вседержителя, очищая от шатунов и нечисти, так что по лесу можно было передвигаться почти спокойно. Мара знала по своему опыту: девочкой она провела в лесу больше месяца, а потом несколько лет прожила в домике на опушке чащи. И самыми жестокими существами, встреченными ею, оказались вовсе не шатуны. Ими были люди.